Потерявшая разум. Откровенная история нейроученого о болезни, надежде и возвращении

День, на который назначили обед, был холодным, мрачным и дождливым. Я не была уверена, что хочу туда ехать и общаться с незнакомыми людьми, которые были – а может, и сейчас находятся – на грани жизни и смерти. Но я перешагнула через себя, и мы вместе с Миреком, Витеком и Шайенн отправились в путь.

В конференц-зале Джорджтаунской университетской больницы собралось более семидесяти человек: доктор Аткинс и другие врачи, медсестры – и около тридцати пациентов с меланомой, приехавших вместе с близкими и друзьями. Многих я уже встречала в онкоцентре, хотя, конечно, не догадывалась, что у них тот же диагноз, что у меня. Теперь все выглядели здоровыми и улыбались друг другу.

По моим наблюдениям, среди выживших были и те, кому под сорок, и те, кому за восемьдесят, но большинству – от шестидесяти до семидесяти лет. Почти все охотно рассказывали о себе, своих симптомах, диагнозах и лечении. Они с легкостью делились пережитым с теми, кто прошел через то же самое. Так солдаты, только что вернувшиеся с поля боя, рассказывают об увиденном товарищам – ведь только те и могут в полной мере их понять.

Одной из женщин пятнадцать лет назад поставили диагноз «меланома» на ранней стадии. К сожалению, за последние несколько лет метастазы появились почти во всем теле, включая позвоночник. Иммунотерапия спасла ей жизнь, но теперь ей сложно ходить. Она – так называемый дикий тип, в отличие от меня у нее нет мутации в связанном с меланомой гене BRAF, поэтому таргетная терапия, которую прошла я, ей не помогла бы. Пока она, улыбаясь, со мной разговаривала, муж держал ее за руку.

Высокий мужчина лет семидесяти, до пенсии работавший врачом, узнал о прогрессирующей меланоме около шести лет назад. Она не проявилась на коже – так бывает, хоть и очень редко, – а атаковала организм изнутри. С улыбкой он рассказал о том, как его спасла команда врачей Джорджтаунской больницы и теперь он прекрасно себя чувствует. Крепкий, пышущий здоровьем мужчина примерно того же возраста хвастался тем, что по будням мог выпить больше двадцати стаканов пива, а по выходным – все тридцать, и рассказывал про любимых лошадей и кур, которых держал на ферме где-то на юге. Он прошел несколько очень агрессивных курсов лечения, что-то помогло, что-то – нет, но недавняя иммунотерапия дала хорошие результаты, хотя у него обнаружили другой тип рака. Все эти бедствия его ничуть не смутили, и он с нетерпением ждал, когда снова сможет ездить верхом и выпивать. Пара на другом конце стола приехала из Флориды. Они оба вышли на пенсию, и через пару недель у жены обнаружили меланому. Врачи во Флориде сказали, что эффективного лечения не существует и она скоро умрет. Но женщина приняла участие в клинических исследованиях иммунотерапии в Джорджтауне, и это помогло. Теперь супруги раз в несколько месяцев приезжали в Центр Ломбарди сделать снимки и пройти обследование, а потом снова возвращались в солнечную Флориду и играли в гольф.

Мы посмотрели два коротких видео о других случаях успешного лечения. В них говорилось еще о двоих выживших. Женщина лет сорока рассказала, как обнаружила на бедре большую опухоль, которая оказалась меланомой, и врач сообщил, что она скоро умрет. Пока она делилась своей историей, рядом, заливаясь смехом, играли две ее маленькие дочери и приемный сын. Они все обнимали ее, а женщина смущенно улыбалась и слегка прихрамывала. Мужчина, которому было уже за восемьдесят, рассказал, как у него на лысине выросла большая устрашающего вида опухоль и как она полностью, как по волшебству, исчезла в результате иммунотерапии.

Среди гостей я заметила Бриджит, медсестру доктора Аткинса, с которой познакомилась год назад, когда записалась на участие в исследовании. Она отметила, что я очень хорошо выгляжу.

– Помните тот день в кабинете доктора Аткинса, когда вы все собрались, чтобы сообщить мне эту ужасную новость – что опухоли увеличились и начали давить на мозг изнутри? – спросила я ее. – Когда казалось, надежды уже нет и вы расплакались?

– Я никогда это не забуду, – ответила Бриджит. – Мне так жаль, что я не смогла сдержать слезы. Нужно было выйти из кабинета.

– Да нет же, нет. Это было так по-человечески. И странным образом придало мне сил – заставило понять, что другим есть до меня дело, что им жаль меня и что их очень огорчит моя смерть. Мы ведь социальные животные и должны заботиться друг о друге, плакать, когда другой страдает. Нет ничего плохого в том, чтобы показывать свои чувства. Мне бы хотелось, чтобы мы все чаще себе это позволяли.

Я немного поговорила с женой одного из выживших. У ее мужа, который восемь месяцев назад стал дедушкой близнецов, после иммунотерапии опухоли исчезли очень быстро. Она была очень рада, что у него появился шанс увидеть, как растут внуки, и в полной мере насладиться ролью дедушки.

– Он у меня такой оптимист, – сказала она. – Я видела, как тяжело он переносил побочные эффекты препаратов. Чуть не умер от них, но ни разу не пожаловался.