Потерявший веру

Я хочу застонать. Я хочу удариться головой об холодильник и потребовать, чтобы он делал это жёстче, но я помню его восхищение от выдвинутой им угрозы, и с гораздо большим самообладанием, чем я думал, обладаю, я проглатываю всё моё удовольствие, пока оно не заполняет мой живот жаром.

Под таким углом, я могу наблюдать за эротическим шоу, когда бусинки предэякулята заблестели на кончике моей набухшей плоти, а затем исчезли под усилиями его руки, добавляя смазки в его крепкий кулак вокруг моего члена.

Моё учащённое дыхание застревает в моём горле, желание издать звук усиливается с каждой крепкой фрикцией его руки по моей чувствительной и нуждающейся плоти.

Моё молчание — вызов для него, и его рука на моей шее только один раз сжимается в предупреждении оставаться в этом положении, перед тем как он тянется, чтобы достать что-то со стола, рука на моём члене по-прежнему быстро перемещается, но уже менее сильно.

Я слышу, как что-то скрипит по деревянной столешнице стола, затем звук снимающейся крышки, перед тем как он пинком раздвигает мои ноги в стороны насколько позволяют брюки вокруг моих лодыжек. Моя распростёртая позиция позволит ему войти, и он вкрадчиво шепчет мне в ухо:

— Я собираюсь смазать тебя маслом для себя, Джеймс.

Мой мозг пытается понять и проанализировать сказанное, когда…

— А-а-х-х, — стону я, когда один скользкий палец обводит круг вокруг места, в котором никто никогда не бывал прежде. Моё отверстие дергается под его масляным пальцем.

«Он использует масло из маслёнки на столе. Масло, которое я минуту назад размазывал по своему тосту».

— Ох, Джеймс, — выражая досаду восклицанием, он имитирует неодобрение. — Что это был за звук? — его голос — обволакивающий дьявольский мёд. — Ты только что ахнул для меня? — он толкает кончик пальца в моё девственное колечко мускулов, вскрывая меня и отправляя нервный трепет жара в мои внутренности. Я прикусываю губу, всасывая кровь с противоположной стороны раны, той, что он одарил меня.

Скольжение. Раскачивание. Толчок. Один из его толстых пальцев трахает моё напряженное отверстие в тандеме с его рукой, поглаживающей мой член. Моя голова идёт кругом, член щедро течёт, добавляя к новому опыту дополнительный поток сенсорных чувствительных импульсов от скользких влажных звуков, пока он доит меня.

Второй палец присоединяется к первому, и жар в моём отверстии превращается в жжение, когда Люк продолжает поступательные движения, чередуя с растягиванием моего входа, чтобы подготовить меня. Вскоре добавляется третий палец, и я клянусь, что прикусываю кусок плоти с внутренней стороны моей щеки, когда подавляю ещё один стон.

Я наполнен, крайне наполнен.

Но всё же ещё нет.

Его пальцы выскальзывают из моей задницы, рука отпускает мой член, и я бесстыдно хныкаю, к сожалению, слишком громко.

— О… Джеймс, — отчитывает он меня, перед тем как раздаётся эхо звука расстёгивающейся молнии в слишком тихой комнате. — Ты так хорошо держался, пока не издал этот маленький жадный звук.

Я чувствую, как он ближе подходит ко мне сзади, и грубая ткань его брюк щекочет заднюю поверхность моих бёдер.

— Не беспокойся, питомец, — он замолкает, перед тем как поправляет себя. — Нет, ты не мой питомец, ты мой… — его слова прерываются, предложение повисает между нами в воздухе незаконченным.

То, как он близко ко мне, но не прикасается — сводит меня с ума. Это единственная причина, по которой я могу подарить ему… стон:

— Верни свои руки или сделай уже что-нибудь. Я закончил играть в эти бл*дские игры…

Меня бьют о холодильник. Старый прибор наклоняется назад на несколько дюймов, чтобы удариться в стену позади него, перед тем как становится обратно и раскачивается на ножках. Рука хватает меня за волосы, и Люк сильно вжимает моё лицо в беспощадную поверхность. Я собираюсь начать сопротивляться, дать ему отпор, купившись на его приманку, когда кончик его члена прижимается к моему отверстию, прежде чем зверский толчок его бедер полностью погружает его в меня по самые яйца.

Боль причиняет страдания и саднит, она проносится молниями от того места, где мы соединены, разгоняясь по моим нервным окончаниям и наполняя меня невыносимой агонией. Мой член смягчается, рот широко растягивается в молчаливом крике.

— Я говорил тебе, что накажу, — рычит он, погружая себя ещё глубже, его хватка на моей голове и бедре — хищная и оставляет синяки.

— Теперь ты можешь кричать для меня, мальчик. Кричи, проси и рыдай. Я приму всё это.

Он вытаскивает член практически до головки, перед тем как погружается обратно, но я отказываюсь кричать для ублюдка, разрывающего меня на части, и всё же мычу. Звук хриплый и громкий, и он послужил только тому, что его следующие толчки стали ещё более сильными.