Потом наступит тишина

Час назад казалось, что город уже в их руках. Передовая группа Пушкарева достигла первых построек, на правом фланге на штурм пошел Олевич. Кольский видел, как он вел вперед свою роту и как залегли его бойцы, прижатые к земле пулеметным и минометным огнем с окружавших город холмов. Огонь поляков ослабел. Кольский смотрел на блестевший, красноватый Пульвиц и знал: бойцов уже не поднять на штурм. Вернутся на край долины, и хорошо, если раненых унесут с собой.

Долина, представшая их взору, была обширной, ровной, с двух сторон окруженной лесом. Немецкая артиллерия обстреливала лесную опушку, фонтаны земли появлялись то тут, то там, унося вверх осколки снарядов.

Кольский выбрал место для своего командного пункта с таким расчетом, чтобы наблюдать и за лесом, и за полем, и за холмами у Пульвица. Как вести наступление? Как бросать батальон на позиции врага, о которых практически ничего не было известно? Утверждал ли Свентовец, что в Пульвице мы застанем польские части, или же он говорил «скорее всего»? Кольский этого уже не помнил. К командиру полка, который находился вместе с основными силами, он отправил с донесением адъютанта батальона поручника Хенцеля. В донесении лаконично сообщалось, что передовой батальон без поддержки и пополнения боезапаса не в состоянии вести дальше наступление в указанном направлении. Кольский не питал иллюзий насчет ответа. Свентовец ничего не даст и прикажет продолжать наступление. Он был убежден, что получит именно такой приказ. Поэтому ему казалось, что он вынужден будет переступить какую-то черту, когда вызовет командиров рот и передаст им приказ командира полка. Черту, за которой был уже мрак, именно это слово казалось ему наиболее подходящим, а все, что он знал до этого о войне, теряет смысл.

Вернулся поручник Хенцель.

— Что он ответил?

— Я доложил, — сказал Хенцель, — майору…

— Знаю. Что он ответил?

— Батальону не останавливаться, продолжать вести наступление в том же направлении.

— Имеет ли майор Свентовец представление о нашем положении?

Хенцель долго молчал.

— Майор Свентовец, — промолвил он наконец, — как правило, отдает себе отчет в таких вопросах. Он получил ясный приказ, приказ от генерала, и выполняет его: дивизия должна пробиться через Пульвиц. — И после паузы добавил: — Я доложил ему, что это невозможно. Свентовец обрезал: «Выполняйте приказ».

— Понятно.

— Главные силы дивизии, — продолжал Хенцель, — находятся в каких-нибудь полутора километрах отсюда. Вскоре колонна спустится в долину. По выходе из поселка Бремен ее атаковали из района Бретвельде немецкие танки; они разгадали наши намерения и рванулись из долины на дорогу. Сожгли одиннадцать грузовиков, причем сгорели штабные документы дивизии. — Он махнул рукой. — Но Свентовец организовал оборону, а потом танки напоролись на взвод 45-миллиметровых пушек у Оски. Теперь немцы жмут с запада. Не могу понять…

— Что тебе еще не ясно, Хенцель?

— Почему генерал не пытается пробиться на север? Бьет, как в стену, на юго-восток.

— Ладно, не нашего ума дело. Созывай командиров рот и замполитов.

— Слушаюсь. А что ты собираешься предпринять, Кольский?

Поручник молчал.

Изломанная линия позиции батальона застыла на краю долины, Пульвиц возвышался над нею, словно позолоченная картина. Черные тени уже опускались на крыши домов.

Те из командиров, кто остался в живых, уселись на траве рядом с Кольским. Олевич в перепачканном мундире, Росул с забинтованной головой, старший сержант Соболь, заменивший Пушкарева, Ружницкий, Лекш.

— Закуривайте, — сказал Кольский. У него оставалась неначатая пачка трофейных немецких сигарет, он справедливо разделил ее и сам сделал глубокую затяжку.

— В Пульвице должны были быть наши подразделения, — подал голос Лекш. Его голос звучал жалобно, как голос обманутого ребенка.

— Их там нет! — обрезал Кольский.

— Нет! — взорвался Лекш. — Этого не может быть! Я всю дорогу клялся бойцам, что надо добраться только до Пульвица… Знаешь, что они сейчас говорят: что как в тридцать девятом — мы бросаем их с голыми руками на танки. Где наши танки? Где наша артиллерия? Бойцы измучены, голодны, засыпают на ходу. Этого не может быть. Это недопустимо. Кто-то ошибся, допустил просчет, а мы должны отвечать?! На войне необходим порядок; наш батальон должен уйти в резерв. Пульвиц. С утра я как заведенный твержу: еще километр, еще два километра… А теперь? — Его голос срывался на все более высокие ноты. — Что я им сейчас скажу?! Я…

— Хватит, Лекш. Замолчи!

Лекш вытаращил глаза на Кольского и умолк. Все молчали, Ружницкий опустил голову и ковырял палкой землю.

— Мы должны, — тихо сказал Кольский, — приготовиться к штурму Пульвица. И не будем здесь рассусоливать. — Он достал часы.

— Не осталось снарядов к 76-миллиметровым пушкам!

— Нет мин к минометам!

— Рота минометчиков пойдет без минометов, — сказал Кольский. — Начинает Олевич на правом фланге. — Снова посмотрел на часы.