Потрясение

А в истории говорилось, что хозяйкой «Табард-Инн» была Мэри Уиллоуби Роджерс, назвавшая бар в честь одноименной таверны из «Кентерберийских рассказов» Чосера. Лилли начала ходить туда, потому что там никто не приставал к женщинам, в отличие от обычных пабов, где легко можно было нарваться на сальности. Во время Второй мировой в баре открылась гостиница для женщин-волонтеров, служащих во флоте. Лилли нравилась эта история, темное дерево, приглушенный свет и маленькие цветочки цвета индиго, вышитые на стульях с мягкой обивкой.

Когда она в прошлый раз была здесь, она поссорилась с женщиной, с которой а потом решила, что та слишком навязчива, слишком прилипчива и слишком много хочет. Прежде чем хлопнуть дверью, та женщина сказала: «Это не я прилипчивая, Лилли – это ты холодная, как Северный Ледовитый океан». Если бы только та женщина сумела разглядеть, в чем нуждалась Лилли; а ей хотелось, ‹…› она была как плодовая мошка, которую никак не получается прогнать. ‹…› Лилли не видела в этом никакого смысла.

Сегодня в баре были четыре женщины, двое мужчин и барменша лет двадцати на вид. Лилли обрадовалась, увидев молодое лицо. Ее ровесники, казалось, старели с каждым днем. Морщинки вокруг ее глаз с каждым днем залегали глубже, веки обрастали складками. Она села за бар, стараясь не смотреть в зеркало за спиной барменши.

– Скотч, пожалуйста. Чистый. Двойной.

Тут, по крайней мере, можно было выпить, не опасаясь, что какой-нибудь алкаш тебя облапает, полезет целоваться или предпримет жалкую попытку подкатить. Этот город кишел совершенно неинтересными мужчинами; им было нечего ей предложить, у них были лишь костюмы, безвкусные ботинки и галстуки.

На табурет через один присела женщина в брючном костюме цвета алебастра, и Лилли метнула на нее гневный взгляд. Почему люди не видят, что другой пришел в бар просто выпить в одиночестве и побыть наедине со своей яростью и виной? Неужели это не очевидно? Неужели не заметно, что я ощетинилась, как дикобраз, и хочу побыть одна?

Но незнакомка не пошевелилась, и Лилли повернулась, чтобы сказать о своем желании вслух, но засмотрелась на суровую красоту этой женщины. Той было далеко за шестьдесят, возможно, даже ближе к семидесяти. Серебристые волосы до плеч мягкими волнами обрамляли лицо. Глаза у нее были голубые, того оттенка, что выцветает с возрастом. Даже отвернувшись, Лилли видела ее отражение в зеркале. Незнакомка заметила, что та смотрит на нее, но даже не дрогнула.

Женщина заказала водку со льдом и кусочком лимона. Лилли порадовалась, что обе они не пили коктейли; в груди потеплело.

Малышка-барменша спросила Лилли, нужно ли повторить, и Лилли кивнула. Другая женщина, получив водку, опрокинула ее одним глотком и попросила еще, кивнув малышке-барменше и бросив на нее короткий взгляд.

Лилли на миг забыла о баре, о незнакомке и подумала о работе, о том, насколько успешным была ее деятельность психотерапевта. Кого-то из мальчиков, с кем она работала, удалось спасти – в некотором роде: их забрали в приемную семью, кто-то начал курс психотерапии и лечения от психических расстройств. Так говорилось в отчетах, которые Лилли заполняла. Но она почти не навещала своих бывших подопечных. И, по правде говоря, как бы она ни старалась, ситуация, похоже, не улучшалась.

Она подумала о своих кошмарах. Об этом ужасе, который видела каждую ночь.

Подумала о своей личной жизни. Смех, да и только.

И когда женщина пересела на соседний табурет, Лилли замерла как статуя. Что бы ни случилось, это все равно будет лучше, чем ее жизнь сейчас. Лучше, чем тонуть в этом болоте.

– Не хочу вмешиваться, – сказала женщина, – но я заметила, что у вас идет кровь.

Пусть сердце станет твердым, как бейсбольный мяч.

Лилли подняла руку и рассмотрела ее в зеркале. Действительно, кровь. Она похожа на Ванессу Редгрейв.

– Дайте салфетку, пожалуйста. И стакан воды, – попросила она барменшу. Искоса взглянула на незнакомку.

– Все в порядке. Правда. Оцарапалась, наверно. Содрала корочку.

– Тут, наверно, целая история, – сказала женщина. – Непохоже на бумажный порез.

Она была права. Лилли знала, где поранилась. Оцарапалась о бетонную стену после того, как ушла от Микаэля; оцарапалась нарочно, не в силах дать себе ничего, кроме боли. Он забрал пуповину, а она забрала историю о потерянной девочке, что была где-то там, в мире, и что ей было с этим делать? Она не знала. А теперь и Микаэль пропал. И если его найдут, ему конец.