Потрясение

Вторая этнографическая заметка

Большинство из нас были родом из провинции Гуандун. В Тайшане и Синьхуэе нищета выкосила целые семьи, целые деревни. Голод и эпидемии накатывали волнами. Голод стоял страшный. Гражданские беспорядки электрическим разрядом прокатывались по деревням, полям, семьям, отдельным людям. Мы умирали. Жители соседних деревень, поколениями жившие бок о бок, вдруг прониклись друг к другу недоверием и стали врагами. Сев на корабли до Калифорнии или отправившись работать на тростниковых плантациях на Кубе или залежах гуано в Перу, мы спасали свои жизни. При виде матерей, которым не хватало молока, чтобы кормить младенцев, при виде своих детей, или детей брата, или соседских, чьи ручки были столь тонки, что, казалось, вот-вот сломаются, как веточки, при виде сестер, братьев, мужей, жен, родителей, умиравших от истощения на наших глазах, мы готовы были сесть в любую лодку, сулившую спасение.

Кто-то из нас высадился на Западном побережье и постепенно, нанимаясь на заработки, добрался до Восточного. Нам платили двадцать пять долларов в день; мы работали шесть дней в неделю. Тем, кто соглашался работать под землей, доплачивали, но мало. Работали руками. Рыли землю, дробили камень, прокладывали рельсы. Расчищали дороги, сдвигая в сторону глину, камни, грязь и снег. Ковали железо. Когда что-то нужно было взорвать, работали со взрывчаткой. Самые большие деньги платили тем из нас, кто готов был опуститься по веревкам и поместить взрывчатку в тоннели и щели в скалах, цепляясь за надежду – была ли это надежда? Или что-то другое? – что нас успеют поднять вверх до взрыва. Не знаю, почему мы верили, что не взорвемся вместе с каменными стенами, буравя дыры в скалах и чреве каньона и свисая с обрывов в корзинах.

Иногда смерть перестает быть смертью. Мы познали разницу между «быть никем в Гуандуне» и «быть дешевой рабочей силой в стране, где ведется великая стройка с целью обогащения». Мы видели белых рабочих, в основном ирландцев, и видели, что те зарабатывали почти вдвое больше нашего. Видели деньги в руках китайских счетоводов. И деньги, заработанные владельцами железных дорог. Мы выкладывали для них рельсы. Мы создали трансконтинентальную торговлю. Но сами ничего не получили.

И все же миф о деньгах проник глубоко и засел на подкорке.

Веревка

Третий перекресток

Она спала, разобранная на куски.

Прежде чем мы ее собрали, она спала в двухстах четырнадцати ящиках, разобранная на триста пятьдесят кусков. Мы много думали об этих кусках, пока она качалась на волнах; части ее большого тела являлись нам во снах, и мы иначе начали воспринимать собственные конечности.

Когда она наконец прибыла в чреве корабля, все куски пронумеровали. Их выстроили в соответствии с нумерацией создателя, прописавшего порядок, в котором следовало соединить части. В каждой части имелся ряд отверстий, куда вставлялись заклепки; таким образом части соединялись.

Все это навело меня на мысли. Мы тоже были кусками в чреве корабля. Нас везли, как груз, как скот, и все мы были пронумерованы.

Однажды в пабе на берегу реки Эндора подошла ко мне и спросила, что мне снится.

– Ты стонешь во сне, – сказала она. – А иногда произносишь слова… или нечто похожее на слова. Тебя снятся кошмары? Они уходят, когда ты просыпаешься?

Я не знал, как рассказать ей о том, что меня преследуют чужие тела, семейные истории, скорбь моих предков. События прошлого. Возможно, все мы несем в себе отпечатки голосов и тел наших предков с начала времен. Возможно, все мы переживаем это по-разному. История моих предков, заключенная в моем теле, не началась и не закончится в чреве корабля, перевозившего меня, как мясо. Я не позволю, чтобы это случилось. Но груз страданий пронизывает меня и пробивается наружу.

В моем теле заключены пересекающиеся истории прошлого, настоящего и неопределенного будущего, каким бы оно ни было. Одна такая история рассказывает о Генри Моссе, человеке африканского происхождения, родившемся в Америке. Мосс не стеснялся своего витилиго; он сделал из него заработок. Его кожа оказывала на людей гипнотическое воздействие. Были и другие подобные истории – о мужчинах и женщинах, развлекавших зрителей в шоу уродцев и цирках; о загадочных белых пятнах на черной коже, приводивших в недоумение зрителей, повидавших жестокость и кровопролитие войны. Что с нами будет? Возможно, для того пьяницы с «Фризии» я был мясом, не больше. В другой истории белый мужчина сжалился над ребенком с Сент-Винсента, ребенком с витилиго. Он полюбил сироту и пустил его в свой дом. Когда мальчик умер в совсем юном возрасте, белый человек так горевал, что похоронил его на участке кладбища, предназначенном для него самого, поскольку других детей у него не было. Когда пришел его час, их похоронили рядом. Не знаю, была ли это любовь или что-то еще.

– Я не страдаю во сне, – ответил я Эндоре, – но, думаю, во снах нас порой находят чужие страдания. Думаю, мы пропускаем их через себя, – сказал я и засомневался, что она меня поняла.