Потрясение

Лайсве достала из-под рубашки лиловатую закрученную пуповину, промокшую в речной воде. Понюхала ее, лизнула и сунула обратно под рубашку. Положила рядом с кожей.

Следуя указаниям черепахи, она проплыла через океан от одного залива к другому заливу и нашла реку Патавомек[24] – так она называлась на алгонкинском. И рыба, которую она встретила в реке во время своего путешествия, тоже ее так называла. На берегах Чесапикского залива жили индейцы пискатава, маттапони, нантикоки и памунки; все они относились к племени поухатан. В 1613 году английские колонисты похитили дочь вождя Поухатана Покахонтас, что жила со своим мужем Кокумом в деревне Патавомек. Вскарабкавшись на берег, Лайсве наткнулась на туристическую табличку; там была описана эта история.

Лайсве закрыла глаза и вспомнила многочисленные исторические книги, которые прочла в Бруке; те, скорее всего, так и стояли у стены в отцовской квартире. (Она произнесла слово «отец» и ощутила болезненную пустоту в груди. Но за отцом возвращаться было еще рано. Тот еще не выплыл на поверхность.) Лайсве вспомнила рисунки индейцев в учебниках истории. В этих учебниках была одна сплошная ложь: о людях, вещах, животных и земле. То, что называлось «историей», на самом деле было рассказом о завоеваниях. О том, как захватить и удержать то, что тебе не принадлежало, и уничтожить то, что захватить не удалось.

Под шитой белыми нитками ложью о том, что Покахонтас спасла жизнь английскому капитану после пленения его Опечанканохом, под романтической легендой о том, что она таскала еду колонистам, чтобы спасти их от голодной смерти, под мифом, гласившим, что она служила у англичан кем-то вроде эмиссара, скрывалась другая история. История о девочке, при рождении нареченной Амонуте; девочке, которую называли Матоакой, прежде чем английские колонисты не похитили ее, и тогда, чтобы выжить, она приняла христианство. Под этой ложью также скрывались сотни других историй, которые могли произойти с этой девочкой. Мало ли в мире историй? Что ей пришлось пережить? Какие храбрые поступки она совершила? Чего желала? Что ее радовало? И кто из нас мог бы вернуться и восстановить настоящие истории девочек, о которых теперь рассказывают небылицы?

Пуповина под рубашкой Лайсве как будто чуть шевельнулась.

Она открыла глаза и прочла надпись на табличке.

ОТРАВЛЕНИЕ ИНДЕЙЦЕВ НА МИРНОМ СОБРАНИИ

Текст на табличке гласил, что в мае 1623 года другой английский капитан с отрядом солдат прибыл из Джеймстауна на встречу с индейскими вождями на территории племени памунков. Вожди возвращали пленных англичан, захваченных в прошлом году в ходе набегов Опечанканоха на прилегающие к землям племени английские поселения вдоль соединявшихся в том месте рек. На встрече англичане предложили поднять тост за заключение сделки, налили индейцам отравленного вина и открыли огонь, ранив сто пятьдесят человек, в том числе самого Опечанканоха и вождя чискиаков. Англичане надеялись убить Опечанканоха, и в ложном донесении о происшествии даже сообщалось, что им это удалось. (На самом деле его убили лишь в 1646 году.)

Лайсве плюнула на туристическую табличку; она не знала зачем, но табличка была статичным маркером истории, и это ее разозлило. Река же, напротив, ее совсем не злила. «Спасибо, река, что привела меня сюда», – шепнула она ей. «Спасибо, деревья, что являетесь свидетелями человеческой глупости». В отличие от людей, реки, деревья и животные всегда понимали ее правильно.

В своей жизни Лайсве встретила лишь троих людей, кто почти понимал ее систему бытия: Джозефа, которого ей предстояло встретить в ближайшем будущем, когда он был моложе, а она старше, чем сейчас, и которого она знала в настоящем, когда она была моложе, а он старше; Аврору, которую она встретила в далеком прошлом и та сказала: «Что ж, в твоей истории нет ничего более невероятного, чем в сказке о глупом старце, что живет на небесах, насаждает всем свои заповеди и вторгается в женские тела»; и свою мать, канувшую в воду. Ее совсем не волновала разница в эпохах, возрасте или то, что у них была совсем разная жизнь. Эти люди никогда ее не отвергали и никогда в ней не сомневались; они понимали, что время движется, или были людьми, для которых жизнь уже не имела начала и конца. Бытие не представлялось им более важным, чем небытие; они не боялись смерти.

Однако ее отца среди этих людей не было, и при мысли об этом у Лайсве болело сердце. Ее отец мог жить и умереть лишь в пределах настоящего времени, и поэтому их любовь друг к другу была смертна. Ее водная мать сказала: Послушай, любовь моя. Ты не можешь спасти своего отца, брата, меня и любого человека в мире, как бы тебе ни хотелось. Но бытие умножается и пребывает в движении. В этом красота жизни. Не смерть, а энергия в постоянно изменчивом состоянии.