метамфетаминовый ребенок. Он продолжил завывать, звук исходил откуда-то из
глубины горла, больше похожий на "хммммм!". Затем он широко открыл рот и
завопил "ахххххх!". Его тело можно было сравнить с клубком змей. Я обхватил его
руками и сел вместе с ним на постель, обнимая его тельце, пережидая, когда начнет
стихать его гнев.
После двух минут безуспешных попыток вырваться, он затих, спрятав голову в
изгибе моего плеча, всхлипывая и обнимая меня руками так крепко, словно боялся
меня отпустить.
— Тише, маленький, — сказал я ему на ушко.
Я знал, что Ной не мог меня слышать. Но он мог чувствовать меня. Его ухо
находилось у моего горла, и он мог чувствовать вибрации моего голоса в горле и
груди. Поэтому я излил на него всю свою любовь. Я говорил "тише" и "успокойся",
"не шуми" и "все хорошо", называл его "милым", "малышом", "сладким" и "моей
крошкой" до тех пор, пока он совсем не замолк. Потом я уложил его на кровать и
достал платок, чтобы утереть его сопливый нос, включил вентилятор, заставив
перегонять горячий воздух. Я сидел рядом с ним, наблюдая, как Ной лежал,
уставившись в потолок, избегая смотреть мне в глаза. Когда ему не хотелось говорить,
все что он должен был сделать — это просто перестать смотреть, чтобы не видеть ни
жестов, ни речи.
Я лег рядом с ним, вытянувшись во весь рост, чувствуя непомерную усталость.
Взяв его руку в свою, я просто держал ее так, не говоря ни слова.
Через пять минут Ной погрузился в тревожный сон.
Глава 12
Утром я прошлепал на кухню в одних боксерах, открыл окно и включил
потолочный вентилятор. Как мы переживем еще одно лето без кондиционера, я
понятия не имел. Казалось, каждый год становится все труднее и труднее. Не думаю,
что Ной замечал это также, как и я.
Я поставил вариться кофе, включил радио на частоте "КУДЗУ", сел за стол и
было подумал о том, чтобы взять ноутбук и вернуться к работе над моим последним
романом.
Но я был не в настроении писать. Роман, к сожалению, сам себя не напишет, хотя
и за один день его написать тоже невозможно.
Наш кухонный стол, доставшийся нам от других хозяев, когда-то стоял в гараже,
отчего его ножки были изъедены грызунам. Одна из ножек была настолько сильно
погрызена, что ей не хватало 5 сантиметров в высоте, и мне пришлось поставить под
нее шлакоблок, чтобы стол не шатался.
36
Бобби Джентри начала петь про Билли Джо, сбросившегося с моста Таллахачи*.
В Гринвуде, штат Миссисипи, действительно был такой мост, но сюжет песни
Джентри придумала. Мост рухнул в 1972. Журнал
нашумевшую статью об этом, решив, что данное место было не самым лучшим
выбором для самоубийц, ведь падение продлится всего каких—то семь метров.
*
Я вздохнул.
Мне не следовало брать Ноя на освобождение его матери из тюрьмы. Она сказала
мне этого не делать, и передумывать не собиралась. А я отказался слушать. Я внушил
ему надежду, а она е разрушила. С таким же успехом можно было плеснуть ему в
лицо ледяной водой из ведра.
Мне следовало догадаться. Я просто думал, что время или обстоятельства могли
изменить мнение Кайлы, или счастье, что е, наконец, выпустили из заключения, или...
Не знаю, что я думал.
Я сделал тост, налил чашку кофе и встал у кухонного окна, наблюдая за Джексон
Стрит, пока Тупело готовился встретить еще один день душной жары. Я размышлял о
том, что невозможно узнать, что у людей на сердце, в мыслях, чего они хотят и почему
они делают то, что делают.
К столу подошел Ной. Он не оделся, а его лоб был изуродован синяками. Он сел,
даже не поздоровавшись со мной, и это плохой знак. У него на теле явно выпирали
ребра, словно я морил его голодом.
Я подошел к нему и осмотрел синяки. Он поморщился, когда я слишком сильно
надавил на один из них.
Он пожал плечами.
Я сделал тост и намазал его виноградным желе, взял из холодильника
клубничный йогурт и поставил все это перед ним вместе со стаканом сока.
Сын посмотрел на еду без интереса.