— Если ничего не получится, я не знаю, что буду делать.
— Вс получится, — уверенно сказал он.
— Откуда ты знаешь?
— Потому что знаю. Потому что мы оба этого хотим. Мы больше не дети. Мы
взрослые брачного возраста. Так что давай сделаем что-нибудь, связанное с браком.
— Ты слишком уверен для кого-то, кому нужна записка от мамы, чтобы
пропустить урок физкультуры.
— Это тебе во мне и нравится, — сказал он.
— Я парень рода "Оставайся рядом со своим мужчиной", — отметил я. — Если
мы съедемся, это значит, что тебе придтся надеть мне на палец кольцо и сделать меня
достойным уважения. И я не хочу слышать никаких разговоров о "р-а-з-в-о-д-е" и "мы
с маленьким Д-ж-о уходим".
— Мы сбежим в Бостон и заключим гей-брак. А потом мы будем мистером и
мистером Ледбеттер-Кантрелл.
— Кантрелл-Ледбеттер, — исправил я.
— Мистер и мистер Ледбеттер — идеально допустимая альтернатива, — сказал
он, улыбаясь.
— Как и Кантрелл.
— Тебе всегда нужно сказать последнее слово?
— Я южанин. Ты же знаешь, я люблю говорить.
— Позволь мне подкинуть тебе тему для разговора.
Он придвинулся ближе и, прежде чем я смог ответить, прижался к моим губам.
Он уложил меня на спину, будто собирался поиметь прямо там.
— Что ж, если ты так к этому относишься…, — произнс я, хватая ртом воздух.
— Так ты переедешь ко мне?
Я пожал плечами.
Он снова поцеловал меня, жстче, более страстно.
— И? — поторопил он.
Я захихикал.
178
— Ой, ну ладно, — ответил я.
Это спровоцировало поцелуи, во время которых горели хот-доги.
К нам подошл Ной, и я застенчиво вытер губы. Он держал у моего лица
большеротого окуня приличных размеров, его губы раскрылись в глуповатой улыбке.
Он посмотрел на хот-доги, затем на нас, его разочарование было более чем
очевидным.
Сын положил рыбу, повернулся к Джексону и прожестикулировал:
— Вы что, ребята, сговорились у меня за спиной? — требовательно спросил я.
— Конечно, — ответил Джексон.
Я схватил Ноя, затащил его на нас сверху и начал щекотать, пока он гудел и
хихикал.
Глава 70
Я не ходил на исповедь много лет, так много, что мне было сложно сказать отцу
Гиндербаху, когда именно был последний раз.
— Думаю, мне было пятнадцать, — сказал я ему. — Это было почти двадцать лет
назад.
— И в чм ты хочешь исповедаться? — спросил он.
Мы сидели в исповедальне, в удобных креслах. Холодный ветер кануна
Рождества проникал сквозь старые окна. На плечах Гиндербаха был фиолетовый
епитрахиль, а во взгляде дружелюбие. Он выделил два часа в конце дня для тех, кто
хотел прийти на исповедь в подготовке к Всенощной.
— Не знаю, действительно ли хочу исповедаться, — признался я. — Я люблю
Бога и сожалею о своих грехах, но мне не жаль, что я гей. Мне не жаль, потому что
моя совесть не винит меня в чм-то неправильном. Я сожалею о своих связях на одну
ночь и обо всех ошибках, которые сделал. Я сожалею о том, что принимал наркотики.
Я сожалею, что мо увлечение наркотиками могло привести к тому, что у моего сына
врожднные дефекты. Я очень сожалею о том, что был плохим человеком. Но я
никогда не буду жалеть о том, кто я есть, потому что это единственное, кем я могу
быть. Я не знаю, чего ещ ожидает от меня церковь.
— Может быть, этого достаточно, — сказал он.
— Я сейчас в отношениях, — признался я. — Вс идт хорошо. Мы создам
семью. Я хотел бы, чтобы церковь благословила мою семью и перестала меня
осуждать. Я хотел бы ходить в церковь, и чтобы люди не задавались вопросом, почему
я хожу на причастие, раз совершаю смертельный грех, будучи гомосексуалистом.
— Ты хочешь признаться в своих грехах и получить отпущение? — по-доброму
спросил он.
— Хочу, но собираюсь выйти прямо за эту дверь и сесть рядом со своим
бойфрендом. Вы не удержите меня от любви к мужчине, которого я люблю. Если я
должен отправиться за это в ад, полагаю, так и будет.
179
— Я сомневаюсь, что кто-то отправится в ад за любовь к кому-то.
— Сейчас Рождество, — сказал я. — Я хочу снова наладить отношения с
церковью, но не вижу, как это возможно. Однако если возможно, я хочу признаться в
своих грехах и получить отпущение. В конце концов, я верю в Бога. Я верю в Иисуса.
Я верю, что Бог — любящий Бог, и не думаю, что Он злится на меня так, как может
злиться священник.
— И я так не думаю, — сказал Гиндербах.
— Мо сердце обвиняет меня в кое-каком проступке, — признался я. — Летом,
например, у меня пару раз был случайный секс с глухим мужчиной. Мне не следовало
этого делать. Мы никому не причинили боль, но это было не в контексте построенных
на любви отношений, и это чувствуется неправильным.