Поцелуй чудовища

Пал Саныч снова ощутил, как его разум тонет в злобной адреналиновой волне, как все чувства — страх, неуверенность, сомнения, — исчезают, смытые злобой, и он решительно шагнул в сторону спальни.

Постель — большая, двуспальная, — была застелена серым атласным покрывалом, идеально натянутым, без складочки, без морщинки. Олечка постаралась, интересно, или Чу сам постарался? Педантичный до ужаса, мог и сам. С минуту Пал Саныч стоял, тупо глядя на постель, на взбитые подушки, белеющие в наливающей комнату темноте. А затем вздохнул и просто завалился на эту постель, сминая шелковое покрывало, лег, сладко потянувшись, уставившись в потолок и размышляя, что Глеб сделает Олечке.

Нет, правда, как он поступит?

Размышляя об этом, Пал Саныч неторопливо, по — хозяйски, словно он у себя дома, распустил узел галстука. Этот галстук, темно-синий, в тонкую белую и красную полоску, никогда Пал Санычу не нравился. Его подарила Леночка, то ли на Новый год, то ли на день

рождения, и это был один из самых худших подарков — и вместе с тем обычный для нее. Леночка была милым существом, но о таких говорят — «можно вывезти девушку из деревни, но деревню из девушки»… Поэтому ее подарки вроде этого галстука были безвкусными, некрасивыми и выглядели дешево и как-то потасканно, что ли, даже только что извлеченные из упаковки.

Этот мерзкий, уродливый, дешевый галстук, пошлый в своей пестроте, Пал Саныч нарочно выбрал. Он очень тонко чувствовал разницу между своей вещью и вещами Глеба — дорогими, подобранными тщательно и со вкусом. Какой же дурой будет выглядеть Олечка, которая после Чу соблазнилась бы на владельца этой унылой дешевки!

Скомкав вещь, Пал Саныч небрежно закинул ее в угол. Кто бы ее не нашел — скандала не избежать.

На душе у Пал Саныча было спокойно и хорошо, словно он, наконец-то, завершил трудное дело. Он так же неспешно поднялся и, не удосужившись поправить постель, тихо прошел к выходу. Запер дверь, оглянулся. Никого. Никто его не увидел.

Спускаясь по лестнице, Пал Саныч насвистывал песенку и размышлял, выкинуть ли ему ключи или оставить себе, как трофей. Подкидывая на ладони связку, он словно взвешивал все «за» и «против», вслушиваясь в звяканье металла.

Ключи в последний раз шлепнулись во влажную ладонь, и Пал Саныч крепко сжал пальцы. Нет. Не выкинуть. Оставить.

* * *

Олечка поехала на ночь к себе, так как Глеб отзвонился и сказал, что очень сильно задержится. Вероятно, вернется за полночь. Сначала она расстроилась, а потом вдруг надумала узнать, что у нее творится дома, захотела прибраться и, быть может, пригласить подружек?

— Хорошо, завтра увидимся, — произнес Глеб. В его голосе послышалось тепло, обычное человеческое тепло, и Олечка рассмеялась, угадав интонациях голоса Глеба что-то свое, сокровенное.

— Увидимся, — шаловливо ответила она.

Вернулся домой Глеб действительно поздно, даже позже, чем предполагал. Уставший, но довольный — сделка срослась, все было просто отлично.

Все, что ему сейчас хотелось — это принять душ и упасть спать. Завтра с утра снова в офис, рабочего дня никто не отменял.

То, что дома у него кто-то побывал, он понял, едва отперев дверь. Кто-то чужой — не Ольга. Кто-то, кого совсем не звали. Тот, кто не знает расположение вещей в доме, тот, кто оставил след на светлом полу — его отчетливо было видно в квадрате вечернего света, падающего из кухонного окна. Глеб даже замер на месте, напряженно вслушиваясь в темную тишину, рассматривая этот отпечаток ботинка — несомненно, мужского, — который, казалось, наливался зловещей темнотой.

Так могла напачкать Мара — она иногда делала это нарочно, из вредности, — но след был явно от мужского ботинка.

Глеб зажег свет, огляделся — все, вроде, было на своих местах, нетронуто, и в целом царил обычный порядок, но…

Ограбили?

Нет, не похоже. Кроме одного этого следа ничего больше не выдавало чужого присутствия. Глеб поспешно разделся, прошел по комнатам — никого. Все на своих местах. Открыл дверь в кабинет — сейф стоял на столе, нетронутый.

— Да ну, бред, — пробормотал Глеб.

Обойдя еще раз квартиру и не обнаружив ни единой пропажи, Глеб как будто успокоился. Тупая тревога отступила, Глеб тряхнул головой, прогоняя прочь дурные мысли.

— Просто устал, — произнес он, пытаясь голосом отогнать нехорошее предчувствие.

Однако, в спальне его ждал еще один неприятный сюрприз.

Это было уже посерьезнее следа, который мог оставить кто угодно — например, служащий, проверяющий счетчики. Постель — она была смята, или заправлена небрежно, наспех, просто задернута покрывалом, словно тот, кто ее застилал, слишком торопился, или был занят — например, поцелуями.

Словно во сне, Глеб медленно-медленно обошел постель, которая теперь казалось ему горящим костром, грязной сточной ямой. Казалось бы, такая мелочь, но.