Поцелуй на прощание (СИ)

Путаясь в подоле розового платья, она сбегает по склону оврага – туда, где только что закончилась кровопролитная битва. Сердце ее колотится, как бешеное, и страх сковывает все тело при одной только мысли, что ее опекуны могли проиграть сражение.

Они проиграли.

Феликс лежит у подножия склона, и его светлые волосы кажутся алыми от залившей их крови, хлещущей из разбитого затылка. Литва еще стоит на ногах, но мучительно исказившееся лицо говорит о том, скольких усилий ему это стоит. Дно оврага усеяно трупами и ранеными, Наташа спотыкается о них, вскрикивает, но бежит дальше – на помощь. У одного из мертвых она вытаскивает из ножен меч и, с трудом удерживая оружие в тонких руках, бежит дальше.

— Пан Торис! Пан Торис!

Литва оборачивается, и на лице его проступает ужас. Оборачивается и его противник, ростом выше на целую голову, чье лицо плохо видно за тяжелым шлемом-шишаком. Глаза у него безумные совершенно, неестественного лилового оттенка, и горят сумасшедше, а губы раздвинуты в хищной улыбке. Наташе отчаянно страшно, но она преодолевает испуг и поднимает меч.

— Кто ты? Что тебе нужно?

— Что ты тут делаешь? – исступленно кричит Литва, делает шаг к девушке, но ноги предают его, и Торис без сил валится в грязь. Но неизвестный воин даже не смотрит на поверженного противника, взгляд его прикован лишь к Наташе, и во взгляде этом постепенно угасает безумие. Исчезает и жуткая улыбка, приобретая какое-то странное выражение – радостное и будто бы неловкое. Это пугает девушку еще больше, она отступает.

— Кто ты?

Глаза из-под шишака смотрят растерянно.

— Наташа…

— Откуда ты меня знаешь? – от неожиданности меч выпадает из ее ослабевшей руки. Незнакомец быстрым движением снимает с себя шлем, высвобождая густые русые волосы и открывая свету приятное, открытое лицо, которое девушке кажется смутно знакомым.

— Ты меня не помнишь? – спрашивает он печально. Страх постепенно отпускает девушку, и она делает шаг ближе к нему. Он улыбается, и взгляд его лучистых глаз пронзает Наташу насквозь.

— Ваня!

Она бросается ему на шею, и он без усилий поднимает ее на руки, кружит над землей. Из глаз девушки текут бесшумные слезы: дождалась, пришел, выручил…

— Я тебя понимаю, — проговорила Беларусь. – Может, тебе покажется странным, но понимаю.

— Ну нет, странным мне это не кажется, — рассмеялся Гилберт. Опять он все не так понял, но отчего-то это не вызвало у Наташи раздражение. Она отставила в сторону едва тронутое пиво.

— Пойдем домой.

Гилберт одним глотком допил свои остатки и кивнул.

— Начинаю чувствовать себя штатным психологом в вашем дурдоме. Может, мне свою больничку открыть? «Вылечу разбитое сердце, избавлю от несчастной любви, помогу залить страх смерти». Неплохо, а?

— Ага, — Наташа толкнула дверь душного подвала и шагнула навстречу свежему воздуху. – Неплохо. Пошли уже. Тоже мне, доктор Айболит…

Где-то за океаном в тот момент решилась судьба мира.

========== Глава 12 ==========

Чайник на плите пронзительно засвистел, и Наташа торопливо наполнила кипятком щербатую кружку с полустертым изображением подсолнуха.

— Ваня, чай!

Брат явился тут же, довольно мурлыкнул что-то при виде кружки и сел за стол, разложив возле себя газету. Беларусь же, поставив перед ним сахарницу, приступила к мойке посуды, скопившейся после обеда.

— Что нового пишут? – спросила она, чтобы завязать разговор. Ваня, размешивая сахар – он всегда бросал в чай три ложки, это Наташа помнила точно, — задумчиво почесал кончик носа и ответил:

— Да вроде бы, и ничего. Выборы в Верховный Совет восьмого созыва… ну, тебе это неинтересно.

— Мне интересно все, что ты рассказываешь, — честно сказала девушка. – А еще что нового?

Ваня улыбнулся, прихлебывая из чашки.

— Мы с Китаем помирились. Скоро снова встретимся.

— О, — Наташа не знала, что на это ответить, — это здорово. Да?

— Очень здорово, — подтвердил Ваня. – Я по нему даже соскучился.

Беларусь пробормотала что-то неопределенное в ответ и принялась с сосредоточением оттирать от тарелок остатки макарон. Чувства, которые она испытывала, сложно было назвать ревностью, скорее всего, это была обида на то, что о Китае каком-то Ваня тосковал, а с родной сестрой уже долго даже не поговорил толком. После того случая с Пруссией и ночной гулянкой Россия не сильно ругал сестру, но она чувствовала, как изменилось его отношение к ней, приобрело невиданную прежде прохладную отчужденность. Приходя в отчаяние, Наташа много раз пыталась поговорить с братом, но тот выслушивал все извинения и уходил в свой кабинет, оставляя девушку мечтать о том, чтобы он разозлился, накричал – что угодно, только бы не отвечал подобным пустым безразличием. В конце концов Наташе надоело биться головой в стену, и она решила предпринять излюбленную тактику – ждать, пока братец оттает самостоятельно.

И в тот июньский день 1970 года это, кажется, произошло.

— Хорошая погода сегодня, а, — Ваня отодвинул занавеску и выглянул во двор, где с оглушительными криками гоняли в футбол несколько мальчишек. – Прогуляться, что ли…