Легкий ветер колыхал стебли трав у Наташи под ногами. Подбирая подол пышного белоснежного платья, она шла все вперед и вперед, к краю утеса, каменным зубом высившегося над морем. Из-за плывущих по небу облаков выглянуло солнце, и девушке пришлось закрыть глаза ладонью с зажатым в ней пышным букетом, чтобы спастись от режущего глаза света.
Встав у самого обрыва, так близко, что из-под носков туфель покатились с тихим шорохом мелкие камушки, Беларусь обвела взглядом море и глубоко вздохнула. Совсем скоро…
- Наташа! Наташа!
Она обернулась. К ней бежал Торис, празднично одетый, но на лице его была написана отнюдь не радость. Наоборот, оно было искажено страхом, будто кто-то мазнул по нему густой черной гуашью. Девушка против воли ощутила, что паника Литвы передается и ей.
Странно, ведь они не успели еще стать одним целым.
- Торис! – подобрав юбки, она побежала со склона, и в том месте, где пролетел над землей подол ее платья, трава начинала иссушаться и вянуть. Наташа не обратила на это внимания, не было времени останавливаться. – Что случилось?
Она знала уже, что произошло нечто ужасное, и единственным ее желанием было успеть добежать до Ториса, прежде чем случившаяся беда настигнет ее. Небо, которое в одно мгновение закрыли тучи, прошила молния.
- Торис!
Понимая уже, что не успевает, Наташа протянула руку, но лишь неуклюже скользнула кончиками пальцев по ладони Литвы, и тут какая-то сила отшвырнула ее в сторону.
Земля между ними трескалась и расползалась в стороны, как кусок сгнившей ткани, оставляя лишь бездонную, чернеющую расщелину. Наташа, не ощущая в себе сил встать, лишь беспомощно воздела руки.
- Наташа! – она слышала, что Литва зовет ее, но ничего не могла сделать. Вырвавшийся из пропасти столп огня разорвал их окончательно. За поднявшимся шумом и гулом девушка не могла уже расслышать голос Ториса, но ей казалось, что треск раскалывающихся от невыносимого жара камней, смешанный с воем ветра, складывается в слова:
«Где бы ты ни была, что бы ни случилось, обещаю, я найду тебя…»
Наташа по опыту знала, что подобные сны случайными не бывают. Поэтому на следующее же утро она отпросилась у президента на три дня отлучки и первым поездом выехала из Минска.
Маршрут был знаком, несмотря на то, что последний раз Наташа путешествовала по нему больше пятидесяти лет назад. Только на этот раз никто не встретил ее на вокзале, пришлось брать такси. Машина стремительно довезла девушку до побережья, и таксист, забирая у Наташи деньги, с любопытством спросил:
- Вы морем приехали любоваться? Здесь в округе никто не живет.
- Именно так, - не слушая даже, что именно ей сказали, ответила Наташа. Хмыкнув, таксист помог ей вытащить из багажника саквояж с вещами, вручил свою визитку и, подняв клуб дорожной пыли, умчался. Беларусь осталась наедине с морем, небом и чернеющим чуть невдалеке силуэтом знакомого ей уже дома.
Несмотря на то, что в свое время она не смогла провести в доме Литвы и нескольких часов, Наташа все же не могла отделаться от ощущения, что она бывала здесь раньше и даже жила. Во всяком случае, когда на стук в дверь и окрики никто изнутри не ответил, девушка явно машинальным движением наклонилась и приподняла коврик, под которым обнаружились матово блестящие ключи.
«Странно», - подумала она, озадаченно разглядывая связку. – «Очень странно».
Но делать скоропалительные выводы Наташа не стала, просто отперла дверь и зашла внутрь.
Все ее надежды, что Литва окажется в доме, истаяли в один миг. По мебели, покрывшейся толстым слоем пыли, по занавешенным окнам, а, главное – по сухому и безжизненному запаху, витавшему в воздухе, можно было сразу понять, что здесь давно уже никто не живет.
И все же уходить было бессмысленно – на небо уже опускались сумерки, а найти другой приют до наступления темноты представлялось почти невозможным. Поминутно чихая и ладонью разгоняя клубы пыли в воздухе перед собой, Наташа зашла в спальню, принадлежащую, по-видимому, Литве. Об этом говорило как преобладание в обстановке зеленого цвета, так и обилие на полках фотографий с изображением хозяина. На стене возле окна висел государственный флаг.
Наверное, стоило, повинуясь приличиям, уйти из комнаты, но Беларусь поступила прямо напротив – сделала шаг вперед и притворила за собой дверь. Сердце ее колыхнулось, как всегда в предчувствии чего-то важного.
Она прошлась мимо хрустальной полки, уставленной фотографиями. Скользнула взглядом по рамкам. На одной из них был изображен Литва в военной форме царских времен – все верно, подпись гласила «1914 годъ». На соседней – он же, тоже в форме, на фоне разрушенного Рейхстага, рядом со счастливым Ваней, который как бы невзначай приобнимает своего спутника за плечи. Наташа отвела взгляд, будто увидела что-то непристойное, и тут ей в глаза бросился угол фотографии, выглядывающий из-под массивной вазы рядом с сервантом.
Разом преисполнившись нехороших подозрений, Наташа наклонилась и резким движением, будто вырывала больной зуб, выдернула фото на свободу. Бросила взгляд на помутневшее от времени изображение и обмерла.