Поцелуй среди песчаных дюн

За эти годы дом перестроили, оштукатурили, чтобы скрыть когда-то модную открытую каменную кладку, а старую спальню Себа превратили в комнату для гостей. Но Себ всегда чувствовал себя здесь как дома — это место было неразрывно связано с его детскими воспоминаниями.

К примеру, у него был лучший бассейн на их улице — с аквагоркой и маленьким трамплином для прыжков в воду, — что было «наикрутейшей вещью на свете». Этот бассейн был местом сбора друзей — и множества приключений Милы, Стеф и Себа.

Они играли здесь в жмурки, устраивали вечеринки и даже распили бутылку персикового шнапса в маленьком доме у бассейна лет в пятнадцать — шестнадцать. Закончилось это плохо — головной болью и яростью родителей.

Но из-за воспоминаний, связанных со Стеф, Себу было тяжело бывать здесь.

Он вспоминал, как они смеялись вместе, делая уроки, — разумеется, с открытой по указанию родителей дверью. Как Стеф пришла на их семейный обед, очаровав его родителей. Как ночью после выпускного бала Стеф, в домике у бассейна…

Себ вышел из машины, неожиданно сильно хлопнув дверцей. В сумерках огромные палисандровые деревья отбрасывали длинные тени на особняк Файфов. Два таких дерева стояли и у особняка слева — когда-то он принадлежал родителям Стеф. Они продали дом вскоре после похорон. Теперь, по словам мамы Себа, там жил какой-то миллионер.

Себ понимал, почему ее родители уехали отсюда, но никак не мог привыкнуть, что это уже не «место Стеф». Он всегда думал об этом доме именно так, даже когда они вместе жили в Лондоне.

Он любил Стеф. Любил по-настоящему. Когда-то они были неразлучны: из тех раздражающе счастливых пар, которые никогда не ссорятся. Но потом, когда в их отношениях появилась трещина, Себ все гадал, не слишком ли юными они поженились. Они выросли вместе — но, может быть, требовалось еще немного повзрослеть после того, как они стали мужем и женой. Может быть, если бы они так не увлеклись лондонскими мечтами — если брак так удобно не обеспечивал бы Себа визой, которую Стеф предоставляли автоматически, из-за британских корней ее мамы…

Может быть, может быть, может быть… Может быть, им не стоило вступать в брак.

Нет.

Себ не мог желать, чтобы их брака не было. Не мог сожалеть о том, что их связывало. Но он не мог не жалеть о своем настойчивом отказе обращать внимание на трещины — а позднее и пропасти, — появлявшиеся между ними.

Он подвел Стефани. Прогнал ее от себя, привел к…

— Милый?

Его мать стояла на вершине лестницы из белого камня перед величественной парадной дверью, совсем неподалеку. Себ осознал, что долго стоял на месте, безучастно глядя на улицу, на которой вырос.

— Мама! — Расплывшись в улыбке, он зашагал к ней.

Она пристально смотрела на него, а на ее лице застыло выражение под названием «взволнованный родитель».

— Я в полном порядке, — предварил ее вопрос Себ, поднимаясь по огромным ступеням. — Правда.

Он прошел вслед за мамой в дом. Она сказала, что приготовила на ужин новые блюда — лосось и что-то причудливое, по звучанию напоминавшее французское.

Папа стоял на кухне с пивом в руке, опершись бедром о большую гранитную столешницу. Огромный кухонный остров располагался перед обеденной и жилой зонами тех же масштабов, за которыми виднелись внушительные панорамные окна, выходящие на обнесенный стеклом бассейн и просторный участок.

— Наконец-то ты приехал, — сказал отец.

— Кевин, — одернула мама Себа. — Не будь таким толстокожим!

Он пожал плечами:

— Это лишь наблюдение — не более того.

Себ кивнул. Полтора года назад он и сам был таким же бесстрастным.

— Мне казалось, здесь нахлынет слишком много воспоминаний, — признался Себ.

— И как сейчас? — спросила мама. Достав из холодильника бутылку вина, она вопросительно приподняла ее.

— Да — по поводу вина, — ответил Себ, — что же касается воспоминаний, то я не уверен. Пока.

За разговором папа Себа накрыл стол, а сам Себ с матерью проследили за шипевшим и брызгавшим маслом на плите лососем. Они беседовали о новом бизнесе Себа, планах родителей по поводу путешествий, рождении ребенка у каких-то знакомых…

Почему он сюда приехал? Почему именно сегодня вечером, ведь так долго избегал этого?

Себ ожидал, что, стоит войти в родной дом — и эмоции захлестнут, его поглотит знакомая волна горя.

Но этого не произошло.

Себ не видел Милу вот уже пять дней — с тех пор, как она ускользнула из его квартиры даже не попрощавшись. Вместо этого она оставила кратчайшую из возможных записок:

«Мы больше не можем быть друзьями».

Вполне ожидаемо, ведь она точно так же реагировала после их поцелуя. А их совместная ночь была гораздо важнее. Важнее… всего.

Но Себ надеялся, что ее фраза «Я просто хочу сегодняшнюю ночь» означает, что наутро они вернутся к своей обычной дружбе.

Все его попытки связаться с Милой, чтобы разобраться в проблеме, оказались безуспешными. Она лишь повторяла содержимое записки в эсэмэсках или не отвечала на его звонки.

Это огорчало.

Нет — причиняло нестерпимую боль.

Ему не хватало Милы.