Она обвела рукой пространство, точно пытаясь обхватить весь мир или же попросту привычно кланяясь с театральных подмостков после выступления. Слова шли вразрез с ее поведением. Но, может, просто так было легче? Не настолько больно?
Я поднял взгляд и с удивлением обнаружил, что кругом стало темнее. Возможно, облака закрыли солнце и затянули крошечный просвет в виде ангела. Дворы-колодцы всегда грешили темнотой.
Но примечательным было другое. Двор внезапно поблек, а фигура Кшесинской, наоборот, проступила объемнее и четче. Так проявлялись фотографии на старых пленочных полароидах. Стих шум Невского, пространство окутала вязкая тишина.
Казалось, призрак балерины тянул из мира все цвета и звуки. Все живое.
— Но как? Почему это происходит? Если Институт следит за целостностью границы между мирами?
— Они могут следить за чем угодно! — нетерпеливо перебила Кшесинская. — Но дело остается прежним: примерно раз в сотню лет им удается скопить силы, чтобы нанести удар.
— Последнее наводнение случилось в тысяча девятьсот двадцать четвертом, — вспомнил я.
— А какой сегодня год? — невинно поинтересовалась Матильда.
— Двадцать четвертый, — цепенея, отозвался я.
Кшесинская охнула и поднесла пальцы к губам. Да так и застыла. Полупрозрачный мираж. Статуя из лунного камня.
— Берегись, дружочек! — схватив меня за локоть, горячо прошептала она, но от дыхания, поднимающегося изо рта, доносилась лишь холодная испарина. — Грядет что-то страшное. Вы должны защитить себя. И наш город. И людей.
— Как? Если мы не знаем, где ключи.
— Ты любишь кого-нибудь? — спросила она без перехода, резко, и этот напор лишал любого права на хитрость. На ложь или ошибку.
Я подумал о Наде, о родителях, даже о Раисе Пантелеймоновне. Подумал о театре, где проработал два года и чей коллектив воспринимал как маленькую семью. И кивнул.
— Хорошо.
Кшесинская хотела сказать что-то еще, но опять застыла. Глаза едва заметно поменяли выражение. В них появилась искра: смесь из трепетного желания помочь, горечи и неопределенной пока, хотя и озорной догадки.
— Части Ключа спрятаны в трезубце Нептуна. Я обещала Ники, что никому не скажу, где похоронена наша тайна. Ни в этом мире, ни в загробном. Но я могу дать подсказку. Трезубец Нептуна, запомнил? Между небом и землей. Потусторонним даже с их хитростями никогда до них не добраться. Потому что небо. Понимаешь?
Я кивнул. Хотя не совсем понимал.
— Спасибо.
— И еще… — Кшесинская привстала на цыпочки и быстро зашептала мне на ухо. Каждое слово будто впечатывалось в мозг, оставляя светящийся прохладный оттиск. — Выполнишь мою просьбу, когда найдете Ключ? — спросила она, закончив.
Я снова кивнул и брякнул раньше, чем вспомнил о предостережении Ярика никогда не заключать сделок с Потусторонними:
— Обещаю.
Бледные губы Кшесинской расплылись в лучезарной улыбке. Искренней и, будь она жива, совершенно растопляющей сердце.
— Так надоело здесь оставаться.
Я огляделся. Пространство вокруг посерело, выцветая до пепельной пергаментной хрупкости. Во дворе по-прежнему было тихо: ни хлопанья окон, ни голосов, ни шелеста шагов снующих туда-сюда жильцов. Подъездная дверь оставалась плотно закрытой, а арка подворотни — пустой. И даже шум близкого проспекта и крики вездесущих чаек, кружащих над городом в любой сезон, растворились, попав в вакуумную ловушку безвременья.
— Мне нужно идти, — сказал я, мягко высвобождаясь из хватки балерины.
Кшесинская надула губы, нахмурилась. На этот раз с затаенной в глубине души злостью.
— Может, останешься? Останься. Мне так долго было не с кем поговорить. А тут — родная душа, плоть от плоти. — Она странно облизнула кончиком языка губы. — Вижу, ты неглупый. И симпатичный. Поговорим о чем хочешь…
— Простите. — Я попятился. — Я не могу. Ключ…
— Ключ… — Кшесинская что-то вспомнила и мгновенно поникла. — Тогда оставь мне что-нибудь взамен. На память. — Она требовательно протянула руку, то ли желая опять коснуться меня, то ли ожидая подарка.
Я машинально прощупал карманы. В одном лежал амулет. Я вытащил его, взвесил на ладони. Заметил, как загорелись глаза Матильды.
— Подойдет?
Она цапнула амулет с раскрытой ладони, и тот скрылся в потайных прорезях ее платья.
— Я… мы найдем Ключ! Обещаю!
— Между небом и землей! — прокричала балерина мне вслед. — Не забудь!
Внезапный ветер унес голос в сторону, налетел на меня, подтолкнул в спину. Пользуясь моментом, я нырнул под низкую арку и, не оглядываясь, пробежал через первый большой двор до калитки на проспект.
Шагнул вперед и точно провалился навстречу улице. Треснула невидимая грань, отделявшая тихий дворик от живого мира повседневности, снующего сотней ног по тротуарам, подгоняемого гудками автомобилей и окликами зазывал с рекламными буклетами.
Я запнулся о выбоину в тротуаре и чуть не упал, но вовремя вернул равновесие. Обернулся, всматриваясь в скрытую решеткой полутемную арку.
— Вам подсказать что-нибудь? — спросил участливый голос.
Я заметил возле калитки женщину с собакой. Она рылась в кармане в поисках затерявшегося магнитного ключа, а мелкая собачонка крутилась между ног, путая их поводком.