Потусторонним вход воспрещён

Я кивнула. Странный вопрос, на который не ответишь вслух «да», не покривив душой. Чтобы не смотреть маме в глаза, я перевела взгляд на ковер и поняла, что все фотографии Лиски лежали тут, бережно отобранные маминой рукой.

Она и теперь держала одну. Всматривалась в мелкие детали, разглаживала пальцем потертости.

— Так странно. Почти новый снимок.

Я отобрала фотографию и поднесла поближе к глазам. Глянцевую фотобумагу покрывала сеть мелких трещин. Краска вокруг них шелушилась, откалываясь и теряя яркость. Круглое Лискино лицо с щербатой улыбкой и двумя торчащими по бокам светло-русыми хвостиками казалось блеклым. Исчезающим.

Я все поняла. Но ничего не сказала. Вернула снимок. Поковыряла пальцем ковровый ворс.

— Мам? — наконец глухо позвала я.

— Что?

— Скажи, а у нас были в семье сумасшедшие? Или я первая?

— С чего ты взяла, что ты сумасшедшая?

— В полиции же мне не поверили. И ты… тоже не слишком.

— Я верю тебе. Просто… странно все. Слишком.

— Ты не ответила на вопрос, — упрямо повторила я.

Мама тяжело вздохнула. Задумалась. Так набираются решимости заговорить на неудобную тему. У всякой семьи есть такая запретная зона, куда не принято заходить без веской причины. Ее огораживают забором с колючей проволокой и обходят стороной, на почтительном отдалении, склоня голову в знак уважения.

— Не сумасшедшие, — сказала она. — Во всяком случае, не помню, чтобы ее от чего-то лечили. Но со странностями однозначно.

— Тетя Зина?

— Откуда знаешь?

Вспомнились полчища настенных часов из недавнего квеста по зеркальному коридору, и как их вторящий друг другу перезвон, напоминающий стук множества механических сердец, заполнял пространство. Я невольно поежилась.

— Просто, — пожала я плечами и соврала: — Распространенное имя в те времена.

— Это правда. — Кажется, мама не заметила уловки.

— А кто она?

— Сестра бабушки моей, но все звали ее именно теткой. Я тогда студенткой была, мало что помню: мысли вокруг другого крутились. Жила у них, лишь бы не в общаге, а они — всю жизнь на Васильевском, но хоть убей не помню, в каком доме. Квартира эта ужасная: бывшая коммуналка, тараканы, сквозняки. И сидячая, прости господи, ванна! Соседи считали тетку Зину ненормальной. Вечно она жаловалась на какие-то стуки в стенах или из-под пола. Их больше никто не слышал. А она боялась.

— Кого?

— Не знаю. — Мама покачала головой. — Тетя Зина не выносила вопросов. Сразу начинала кричать и запиралась в шкафу. Говорила, что «он приходит после стука». Все, что я знаю. Хотя… Вот же! — Мама порылась в коробке и выложила на ковер слипшуюся пачку старых черно-белых фотографий. Быстро рассортировала, вытянула нужную и подала мне. — Даже снимок остался. А еще к ней постоянно ходил один и тот же гость. Человек с тростью. Не помню, как звали. Тоже странный тип.

Я взяла облупленный временем пожелтевший квадрат. Незнакомым почерком на обороте значилось: «Ленинград, наша квартира. 1986 г.». Я перевернула фотографию.

Левый верхний угол кадра закрывал засвеченный прямоугольник окна. А возле него, за пустым массивным столом, в халате и пуховом платке, накинутом на плечи, сидела знакомая сухая старушка из зеркального коридора. Голова вполоборота, глядит из-за плеча непонятно с каким выражением: то ли едва обернулась на вошедшего в комнату, то ли уже гонит прочь.

Правую стену заполняли часы всевозможных форм: круглые и вытянутые, прямоугольные, квадратные, овальные…

— Время и стекло, — прошептала я.

Фигура в серой дымке времени смотрела с фотоснимка так, будто и сейчас готова была сказать коронную фразу. «Нужно запустить Время!» — вспомнила я последнее наставление старухи.

— Она так говорила, да. Откуда знаешь?

Я промолчала. Сделалось жарко, голова слегка закружилась, комната поплыла. Я зажмурилась.

Так это был не сон. И не видение. Не потусторонний выверт зеркального коридора. Не обман.

— Пойду. — Я поднялась на ноги и выпрямилась, стараясь унять головокружение.

— Куда?

— Мусор вынесу, — ответила я первое, что пришло на ум.

— А, это хорошо, — рассеянно отозвалась мама и принялась собирать с ковра фотографии, бормоча вполголоса: — Очень хорошо, да.

В кухне я выволокла из-под раковины красное пластиковое ведро с мусорным мешком, но решила не пачкаться и нести прямо так.

Наспех сунув ноги в кроссовки и пресекая попытки кота улизнуть в подъезд, просочилась в щель между стеной и дверью и лишь теперь, оказавшись за пределами квартиры, наконец выдохнула.

Мусоропровод располагался перед выходом на черную лестницу с общими балконами. За стеной дребезжал поднимающийся на этаж лифт. В воздухе висел расползшийся сигаретный дым. Пол украшали пятна краски и отпечатки строительных ботинок. Возле трубы отхожей шахты блестела масляная лужа. По площадке гулял уличный сквозняк. Я поморщилась. Заранее обтерла руку о штаны и двумя пальцами потянула крышку мусоропровода на себя.

Из гулкой трубы доносился запах сгнивших фруктов. Я раскрыла ковш-приемник пошире и уже занесла над ним ведро, когда раздался пронзительный писк.

Я отпрянула, выронила мусор и прижалась спиной к стене.