Потусторонним вход воспрещён

— Уже встала? Каникулы же. Вот не спится тебе, а! Завидую.

«Кто бы говорил», — с нарастающей тревогой подумала я.

На маме был домашний шелковый халат, купленный во время семейной поездки в Египет пару лет назад, и выглядела она этим хмурым первоапрельским утром не в меру веселой, парящей, беззаботной. И очень домашней, теплой и мягкой. Так что разом захотелось подойти, обнять ее и ткнуться носом в волосы, вдыхая родной запах.

— Ты почему не на работе? — вместо этого выдала я первое, что пришло на ум.

— Взяла выходной. Замоталась с этим переездом. Хочется себя поберечь.

— А папа уже ушел? — О подозрительность в моем голосе можно было порезаться. Однако мама ничего не заметила. Или, по обыкновению, сделала вид, будто все в порядке.

— У них какое-то ЧП на дамбе. Электроника на одном участке полетела. Его срочно вызвали. Садись завтракать.

Я послушно забралась на высокий барный стул и водрузила локти на стол. Мама поставила передо мной тарелку, от которой еще поднимался аппетитный пар.

— Джем или сметану?

— Что-то на идеальном, — не отрывая взгляда от румяных сырников, пробормотала я вместо ответа. — С тобой все хорошо?

— Лучше некуда! — Мама сдула упавшую на лицо прядь волос и засмеялась. — Кстати! Как ты смотришь на то, чтобы обновить гардероб к весне? Раз переезд и все дела, то почему бы не начать жизнь с чистого листа и с новых вещей на полках?

Она вся буквально светилась от предвкушения красивой, как с картинки из глянцевого журнала, сцены шопинга мамы с дочкой.

— Да, в конце концов, с нового мобильника! Долго еще с моим старым будешь гонять?

— А что с моим старым? — почувствовав неладное, напряглась я.

Когда выяснилось, что клуб сгорел вместе со всеми нашими куртками и вещами, я попросила на время старый мамин телефон. Это было вчера. И мама знала, куда подевался мой гаджет.

— Как «где»? На работе же посеяла. Уже и этого не помнишь? Во даешь!

По спине прошел леденящий холод.

— Мам?.. — Голос почему-то сделался хриплым. Я тяжело сглотнула и пожалела, что чай еще горячий и нечем запить эту скребущую тревогу. — С тобой точно все нормально?

Мама поморщилась, размышляя, затем пожала плечами:

— Не понимаю, о чем ты.

— Из полиции больше не звонили?

— Что? Полиция? У нас разве что-то украли?

«Ты даже не представляешь что, мама…»

Вспыхнувшая в голове внезапная мысль пригвоздила меня к месту. На смену холоду пришла волна колющего жара.

Секунд пять я еще сидела неподвижно, взвешивала в голове догадку, пыталась отбросить ее, а затем резко отодвинула тарелку и спрыгнула на пол. Метнулась в коридор. Из него — в гостиную. Захлопала дверцами шкафов. Где эти несчастные альбомы с фотографиями?! Ведь только вчера…

— Ты что делаешь?

Мама показалась на пороге комнаты. Уже не радостная, а настороженная. Скрестила руки на груди, привалилась плечом к косяку и вперилась в меня профессиональным родительским взглядом я-просто-буду-смотреть-на-тебя-так-пока-ты-не-прекратишь.

— Где Лискины фотографии?

Я сбивчиво перелистывала альбомные страницы: начальная школа, выпускной в девятом классе, давний отпуск на море. Не то! Не то!..

— Чьи? — Она нахмурилась, но тут же, видимо, вспомнила, что излишние эмоции вызывают ранние морщины, и вновь стала невозмутимой.

— Мам, не смей! Где фотки моей сестры?

— Сестры?..

Теперь мама смотрела на меня точно на умалишенную. А я почувствовала, как пол буквально уходит из-под ног.

— Мам, — едва слышно. — Ты меня разыгрываешь, да?

— С чего мне тебя разыгрывать? Вообще твое поведение сейчас почти за гранью. Что ты опять удумала?

— Щас! Щас я покажу!

Мама посторонилась, когда я пролетела мимо нее, толкнула дверь и ворвалась в Василискину комнату.

Диван стоял заправленный пледом, шторы оказались задернуты, полки заполнены книгами, письменный стол в углу комнаты — аккуратен и пуст. Ни рисунков, ни игрушек, ни детских вещей, ни злополучных рамок с фотографиями.

«Нет-нет-нет!..»

В спальне не сохранилось ни одной детали, напоминавшей, что здесь когда-то жил другой ребенок. Только по углам и на ковре можно было разглядеть слои хорошо знакомой мне сероватой пыли. Я в ужасе и непонимании застыла на пороге.

— Это что, шутка первоапрельская? — спросила я в пространство и рывком обернулась. — Ну скажи честно!.. Мам?! Так же нельзя!

Мама нахмурилась, будто припоминая что-то важное. Подошла ко мне и неожиданно тронула ладонью лоб:

— Ты случайно не заболела? Просто сама не своя…

— Издеваешься! — Я оттолкнула ее руку и сама отскочила. — Почему ты ведешь себя как ненормальная? Твой ребенок пропал!

— Не смей. Так. Разговаривать, — отчеканила она очень ровным голосом, однако на щеках уже выступила гневная краснота. — Марго.

— Что?! — выкрикнула я и замерла, пригвожденная к полу.

Мама никогда не называла меня Марго. Она вообще делала вид, будто такого сокращения моего имени не существует.

Это говорила не мама…

Точнее, в ней говорили воспоминания. Ложные воспоминания.

«Надеюсь, твое имя не придется сокращать по первой части?»

Едва заходил спор, она каждый раз обращалась к Василиске с одним и тем же вопросом.