Потусторонним вход воспрещён

— Потусторонние весьма неохотно идут на сделки. Ни с людьми, ни тем более с сотрудниками Института. А Духи — почти совсем несговорчивые. Что мог потребовать Мастер кукол в обмен на помощь Потусторонним?

— Жизнь, — покачал головой Гусев. — Все, что мертво или изначально не-живо, хочет жизни. Не нужно быть умудренным опытом, чтобы это понять. Потусторонние призвали Мастера кукол, а теперь, вероятно, с помощью детей Дух хочет призвать в наш мир кого-то из сородичей. Кого-то… покрупнее. Дети. Чистые души. Чистая энергия. Сильное жертвоприношение. Большие возможности для возрождения. Пусть и в теле куклы, но все же.

Звучало так прямолинейно, так правдоподобно, даже на уровне цинизма, без лишних отводов смысла в подтекст, что по спине пробежала волна мурашек. Я поморщился.

И тот разговор в общежитии…

«Думают, раз загнали Духов под землю, то все. А они — хоп! — и в личинку».

«Она открывается с помощью ключей?»

«Типа того. Только нужно спрятать живую душу».

«Ты, Темников, конечно, гений-все-дела, но я не понимаю, как можно ключом запереть то, что даже на руке не взвесить!»

— И если ключ особенный, то возможно что угодно, — проговорил я вполголоса. Сам себе. — Потусторонним — свободу Перепутья и объединение его с нашим миром, а Духам — возможность жить в верхнем мире, среди нас…

— Но сам Мастер кукол, — встревожился Ярик. — Явился ж он как-то. И Паш… то есть мой брат. Он не ребенок.

Глеб Борисович вздохнул:

— Не хочу тебя расстраивать, парень, но все сходится к тому, что твой брат стал той самой разменной монетой. Его жизнь в обмен на возрождение Духа.

Ярик не замер даже — застыл, закостенел. Почернел лицом.

Молчание загустело в воздухе вязкой тишиной.

— Даже если все окажется так, — подумав, медленно проговорил Ярослав. — Еще есть Марго. И ее сестра. И дети. Нам надо их найти.

Гусев только плечом пошевелил, точно отмахнулся:

— Может, найдете. Только прошу, Город не сгубите. Еще вопросы?

Ярик нахмурился:

— Лекция окончена? Делайте, что нужно. — И гораздо мягче: — Пожалуйста.

Гусев коротко улыбнулся половиной лица — будто судорога пробежала. Он потер ладони и неподвижно задержал их в воздухе, заслоняя тенью ногу Ярика.

Ничего особенного не произошло. Ни искр, ни мерцания цветного света, ни других условно волшебных вещей. Просто в какой-то миг Глеб Борисович убрал руки, и вместо синего опухшего сустава стала видна здоровая розовая кожа и округлая выпуклость кости.

— И все? — несколько разочарованно, с детской обидой, уточнила Надежда.

«Ты просто не видела. Не могла увидеть…»

Ярик глянул на Гусева, пошевелил стопой, затем осторожно поднялся.

— Мастерство не пропьешь, — довольно сообщил Глеб Борисович.

Ярик тихонько попрыгал на месте:

— Спасибо. Нет, правда спасибо.

Надя ревниво оглядела всю нашу небольшую компанию.

— Значит, вы сейчас уйдете? Все? — Поглядела на часы в телефоне. — А мне на пары в универ?

Ярослав усмехнулся:

— Был бы рад поменяться с тобой местами.

— Не стоит, — ответил за Надю Гусев.

В коридоре заскрипел паркет. Следом раздался дребезжащий звук. Тетя Рая вкатила на порог кухни портновский манекен, обмотанный отрезами пестрой ткани, причудливо сколотыми булавками тут и там.

— Как у вас дела? — спросила она с игривой ноткой, но безадресно.

Ярик почтительно улыбнулся.

— Знаменитые во Франции семнадцатого-восемнадцатого века бизарные ткани [61], — со знанием дела сказал он. — Известно, Пётр Великий не любил щеголять, но одевался всегда со вкусом, строго и дорого. Однако в своем гардеробе имел также несколько домашних накидок из такой ткани. Никогда бы не подумал, что данная традиция костюма может великолепно смотреться и в современности.

Раиса Пантелеймоновна хмыкнула со сдержанным одобрением пополам с удивлением:

— Недурно. Беру свои слова обратно. По поводу обучения.

— Раечка, — мягко привлекая к себе внимание бабули, сказал Гусев. — Будь добра, сориентируй молодых людей, где найти Матильду Феликсовну.

Я мысленно отметил, что рядом с бабулей директор Гусев начинает вести себя как провинившийся школьник. Но особого удовольствия открытие не доставило.

— Последний раз, когда ее видели, Кшесинская сказала, что особняк стал слишком шумным местом и она отправляется туда, где ангел смотрит на город. Не имею ни малейшего понятия, где это!

Финальную фразу бабуля произнесла с таким вызывающим пафосом, что кто угодно тоже захотел во что бы то ни стало «не иметь ни малейшего понятия» о местонахождении призрака балерины.

— Мы найдем, — заверил Ярослав и встал, круговыми движениями разминая вылеченную ногу. Стоя в позе фламинго, он вдруг растерянно заозирался и коротко рассмеялся. — Есть одна более прозаичная незадача: второй ботинок остался дома.

— Я принесу Васькины! — выпалила Надежда, зачем-то подхватывая кухонное полотенце. И опомнилась: — Вась, можно? У вас же один размер? Похоже.

Ярик благодарно улыбнулся ей мягкой улыбкой. Надя зарделась и, пытаясь скрыть это, юркнула в коридор.

— Молодежь, — проговорила Раиса Пантелеймоновна с непонятным выражением то ли легкого пренебрежения, то ли ностальгии.