Поўны збор твораў у чатырнаццаці тамах. Том 9

Преследуемый эсэсовцами, отстреливаясь, Терещенко перебегает из комнаты в комнату в поисках лестницы наверх. В кабинете, заваленный опрокинутой мебелью, лежит капитан. Он контужен, ранен, но жив. Терещенко пробегает мимо, едва уклоняясь от пуль эсэсовцев, ухватившись за обломанные перила разрушенной винтовой лестницы, подтягивается и скрывается на втором этаже. Подбежавшие эсэсовцы стреляют вслед, потом подтаскивают к лестнице столы, чтобы взобраться следом. Терещенко тем временем спускает им на головы буфет с посудой, закупорив тем узкий лестничный проход, и взбирается выше. У него уже немецкий автомат, но он бережет патроны и стреляет лишь в крайних случаях.

Пробегая мимо разбитых окон, он оглядывается на переправу, в которой возятся с машинами эсэсовцы, не преминув дать одну-две короткие очереди по ним. Наверху, слышно, постреливает автомат Васюкова. Однако эсэсовцы скоро прорываются по винтовой лестнице на второй этаж, и Терещенко едва успевает проскользнуть в люк, ведущий на чердак к Васюкову. Наверное, последней пулей он ранен, и только перевалившись за край люка, обнаруживает это. Пуля вошла в бок, его гимнастерка без ремня скоро набухает кровью.

Васюков под разбитой черепицей кровли, пригнувшись, бросается навстречу Терещенко.

— Что? Что там? Терещенко машет рукой.

— Все?

— Все, да.

— Так, ничего, — после паузы говорит Васюков. — Вот бинт, на, перевязывайся. Сможешь перевязаться?

Терещенко кивает головой.

— Давай! А я их огоньком! Не любят огонька, сволочи! А ну, еще вам…

Он, наскоро прицелясь, стреляет очень короткими очередями, а Терещенко торопливо перевязывает себя под гимнастеркой. Потом, схватившись за автомат, приподнимает люк и едва успевает увернуться от очереди.

— Сволочи!

Хорошо, однако, бетонная балка перекрытия защищает его от пуль снизу, которые крошат ее в щебенку. Но балки этой хватит ненадолго. Наконец в стрельбе наступает пауза, Васюков лежит возле дыры в крыше, не спуская глаз с переправы. Но и на переправе наступает заминка. Бросив застрявшие машины, немцы убрались на тот берег и скрылись за стоящими в колонне автомобилями и в прибрежном кустарнике.

— Как же нам продержаться? Нам бы еще часок, — говорит Васюков. — Должны же наши услышать. Должны подойти.

— Подойдут, да, — говорит Терещенко. — Когда только?

— Вот в том и задача — когда? А где твой капитан? — спрашивает Васюков.

— Кто его знает? Погиб, наверно.

— Чудно! — после паузы говорит Васюков. — Чудно, право. Хотя чему удивляться?

— Вот, думаю, как же мне быть? Если капитан погиб, как же мне быть?

— Ничего! Был бы сам живой. Тут, знаешь, не так-то просто. Ах, сволочи, сволочи! Вот тебе и Победа! Это ж надо!..

Внизу почти во всей вилле распоряжаются эсэсовцы. Офицер отдает распоряжения, кто-то куда-то убегает, прибегает снова. Они здесь в безопасности от огня с чердака, но те за рекой отрезаны и не могут под огнем форсировать брод. В кабинете архитектора, придя в себя, поднимается из-под мебели и обрушенной штукатурки капитан, прислушивается. Ему видны ноги и спины стоящих в зале эсэсовцев, и он, с трудом поднявшись среди обломков мебели, взбирается на подоконник. Оконная рама вышиблена взрывом, он переваливается через подоконник и срывается на той стороне. Недолго лежит, прислушиваясь, но, кажется, его не заметили. Тогда он, зажимая рану в боку, шатким шагом бежит по парку от дерева к дереву — прочь от виллы. Ему удается незамеченным отойти далеко, уже его прикрывают комли толстых деревьев, уже вот-вот близко сосняк. Но путь к нему преграждает сетчатая ограда виллы из проволоки, капитан, шатаясь и падая, бежит вдоль нее, но ограда аккуратная, дыр в ней нигде нет. И высокая. Перелезть ее у капитана нет сил.

И тут его замечают от виллы. Два эсэсовца уже бегут через парк, капитан бросается в другую сторону, бежит, бежит. Но силы у него на исходе, а эсэсовцы уже рядом. Они уже на расстоянии выстрела, и он останавливается.

Ухватившись за ограду, он отдыхает, потом поворачивается к преследователям, которые, поняв его беспомощность, не спешат разрядить свои автоматы.

— Ну! Ну, что ж вы, сволочи! Стреляйте, ну!

И оба враз вскидывают стволы автоматов. Капитан медленно сползает к подножию сетки.

На чердаке возле дыры в черепице лежит Васюков. Возле люка скорчился на боку Терещенко.

— Погибнем мы, а? — говорит Терещенко.

— Может, и погибнем, — говорит Васюков. — Дурное дело нехитрое. Но пропустить их нельзя. Знаешь, что они натворить могут!

— Пропустить нельзя, — соглашается Терещенко.

— Сильно болит?

— Да, болит. Дышать трудно.

— Терпи как-нибудь. Может, еще выдюжим.

— Мне надо выдюжить. Ты понимаешь? Мне надо выдержать.

— Я понимаю…

— Потому что как же я? Так и погибну трусом? Нельзя ж мне погибать трусом. У меня братишка. Пятый класс кончает. Сколько гордости за меня.

— Смотри! Ты смотри, что это? — говорит Васюков, что-то заметив. — А, это ж они фаусты тащат!

Он быстренько прицеливается и бьет несколькими очередями по реке. Один там падает с фаустпатроном, но трое других, пригнувшись под тяжестью оружия, перебегают на эту сторону и скрываются под речным обрывом.