— А вон, слышь? — указывает Зина вверх, откуда доносится приглушенный звук очередей.
— Ах, это он! Вот молодец! Надо ему кого на подмогу.
— Не перейдешь, — говорит капитан. — Все окно разнесли, лестницу тоже.
— Ах, гадство! Ах, гадство!..
Шквал огня из парка и от реки заглушает его слова. Начинается приступ.
Узкое подвальное помещение с маленьким зарешеченным окошком вверху. Горит свеча в какой-то подвеске, и тени от нее, изламываясь, колеблются по стенам. Пауль, нагнувшись, решительно извлекает из-за каких-то ящиков автомат и с силой вгоняет в него магазин. На дворе гремят выстрелы, заглушая слова и плач Ирмы, которая хватается за одежду мужа, за его руки, потом ноги. Она падает на колени, ее лицо в слезах, она пытается удержать мужа, и он, по-видимому, теряет решимость. Минуту он вслушивается, поглаживая узкие плечи жены, стрельба вроде затихает, она поднимается на ноги и безответно целует его лицо. На его же лице — напряженное внимание и ничего больше. Он весь там, наверху.
Но вот снова грохочут выстрелы, каменные стены подвала сотрясаются от нескольких взрывов. Пауль закусывает губу и отстраняет Ирму.
Однако она не отпускает его, она обхватывает его колени, и он не решается употребить силу. Он медлит, пока в паузе между очередями не доносятся зычные крики эсэсовцев:
— Форвертс! Хайль Гитлер!
— Эсэсшвайне! — теряет самообладание Пауль и решительно вырывается из рук жены. Та бросается следом, но он захлопывает тяжелую дверь…
Почти совсем рассветает, в зале пыль и дым от стрельбы. Рывками бьет из пистолета через подоконник Зина — выстрелит и присядет, выстрелит и присядет. Ананьев стреляет, перебегая от окна к окну. В одном из простенков стоит с гранатой в руке Терещенко.
— Товарищ майор! Товарищ майор! — кричит сержант-разведчик. — Становитесь сюда! Вы — сюда, я — сюда! — указывает он по обе стороны окна, и майор становится в соседний простенок. Но не успевает он направить в окно автомат, как в зал влетает граната. Ударившись о стену, она отскакивает к столу, и разведчик, коршуном бросившись к ней, успевает вышвырнуть ее обратно. Майор приседает, за окном раздается взрыв, но никто не задет осколками. Окно, однако, остается без единого стекла, с выломанной посередине рамой.
Вслед за первой влетает вторая граната, она падает наискось от окна, и ее успевает ухватить Терещенко. Эта тоже взрывается за окном. Терещенко сразу же припадает спиной к простенку.
Но вот в другое окно влетают сразу две гранаты, сержант-разведчик бросается к одной и только успевает швырнуть ее в окно, как другая взрывается в зале. Грохот и дым заполняют зал, сержант переламывается в пояснице, хватаясь рукой за спину, и тихо опускается на пол. К нему бросается Зина.
— Ах, гады! — говорит он и замолкает.
А в углу, поджав под себя ноги, медленно свертывается калачиком Воробей. Окровавленными руками он зажимает живот.
Майор бросается к выбитому окну, из которого летят гранаты, перекинув через подоконник автомат, строчит под стену, к нему подбегает Терещенко, он швыряет туда свою единственную гранату, и под окном затихает. Оба опускаются на пол, тупо глядя друг на друга и вслушиваясь. Потом Ананьев спохватывается:
— Капитан! Капитан!
Но ответа нет. На полу в простенке сидит Зина. Ее плечи сотрясают рыдания.
— Боже, что же это делается! Ведь Победа же, капитуляция, что же это такое…
— Ничего, — говорит Ананьев. — Ничего. Как-нибудь.
Подождите.
А сверху, с чердака, все строчит автомат. Это обстреливает переправу Васюков.
Ананьев вслушивается и поднимает запыленное, с подсохшей кровью лицо.
— Молодец Васюков! Давай, давай, Васюков! — тихо говорит он и кричит в коридор: — Старшой, ты держишься?
Держись, старшой!
Старший техник-лейтенант тяжелым шкафом задвигает входную дверь, ему помогает старик архитектор. Выбившись из сил и тяжело дыша, они становятся по обе стороны входа и слушают. Стрельба и разрывы гранат сотрясают дом с другой стороны. С этой вроде бы пока тихо.
— Майн гот! Майн гот! Майн либе вилла, майн унглюклих Дойчленд! — мнет на голове седые волосы архитектор. Старший техник-лейтенант говорит язвительно:
— Дойчленд вам! Вот до чего довели вы свой Дойчленд! Обормоты проклятые!
Старик замолкает, за стеной слышны голоса, и архитектор в ужасе восклицает:
— Эсэс! Дас ист эсэс! Капут! Аллес капут!
— Плохо капут, ага? А нам как было? Как вы это себе понимаете? У меня всех подчистую прикончили, это как? Как мне теперь жить? Вот меня укокошат, и весь мой род кончится. А мой род знаешь какой? Петров. Ты понимаешь — Петров я. От Петра Петровича. Ты понимаешь?
— Я, я! — кивает головой старик. — Аллес капут!
В дверь снаружи раздается оглушительный стук, потом стремительная очередь в разных местах прошивает филенки двери. Из шкафа летят щепки. Ряд рваных дыр светится на фоне рассветного утра. Старший техник-лейтенант поднимает наган и стреляет несколько раз.
— Майн гот! Майн гот! — сползая на пол, почти лишается чувств старик.