Ткачук: — Да-а… Вот еще задача. Ну и его вот (указывает на Мороза) надо в отряд брать, — говорит он полувопросительно.
Селезнев молчит и морщится, как от зубной боли.
Ткачук: — Конечно, боец из него не очень завидный, но что поделаешь. Так уж случилось.
Селезнев, ударив ладонью по колену:
— Ладно! Выдай винтовку… ту, что с черным прикладом.
Зачислим во взвод Прокопенко бойцом.
Ткачук выдает Морозу винтовку. Мороз берет ее, осматривает. Мушки у винтовки нет.
Ткачук: — Мушки нет, но стрелять можно. Вот патроны. — Выдает три патрона.
Мороз берет винтовку, засовывает патроны в карман кожуха. Смотрит Ткачуку в глаза:
— Так как же с хлопцами будет? Ткачук отводит глаза:
— А как будет? Не знаю, как будет. Не повесят, может… Мороз: — А если повесят?!
Ткачук, разозлившись:
— Ну, что ты жилы из меня тянешь? Что я могу сделать?! Сам воспитал таких безголовых, а нам расхлебывать! Дурости и смелости хоть отбавляй, а ума в обрез! В самостоятельность играли! Вот и доигрались!
Мороз, глядя на сломанную мушку своей винтовки:
— Могу идти?..
Ткачук, тяжело вздохнув, примирительно:
— Подождем еще день-два. Может, что и прояснится. Подходит рыжий партизан с лопатой:
— Товарищ комиссар, где будем рыть?
Ткачук оглядывается на землянки. Говорит, прикидывая:
— Чтоб не рядом. Вон у тех берез… Нет, лучше у сосен. И чтоб землянка была больше этих.
И вот уже вырыто довольно много земли под новую землянку. Мороз, держа винтовку, как палку, стоит у края ямы, рассеянно смотрит в яму.
Но вот яма вырыта окончательно. Ткачук осматривает ее, говоря:
— Ну, что ж, теперь ее бревнами… и настил. Перекур. — Он хочет развернуть кисет, но к нему подбегает дневальный партизан:
— Товарищ комиссар, командир зовет!
— А что такое?
— Связная пришла.
— Ну?
— Ульяна!
— Сама Ульяна?!
— Ну!
Ткачук, услышав имя Ульяны, не на шутку встревожился. Это поняли окружающие партизаны, а Мороз весь напрягся, как взведенная пружина.
Так и не закурив, Ткачук почти бегом направляется к командирской землянке.
Уже у входа в землянку слышен резкий голос командира Селезнева:
— Тебе был приказ прибегать только в крайнем случае! Как ты смела ослушаться моего приказа?!
Ткачук входит в землянку. Ульяна же не собирается оправдываться перед Селезневым:
— Мне сказали, а я что, молчать буду? Селезнев: — Во вторник передала бы.
Ульяна: — Ага, до вторника им всем головы пооткручивают. Селезнев: — А я что сделаю? Я им головы поприставлю? Ульяна: — Думай, ты командир.
Селезнев: — Я командир, но не бог. А ты вот мне лагерь демаскируешь. Теперь назад тебя не пущу.
Ульяна: — И не пускай, черт с тобой. Мне тут хуже не будет. Ткачук, как можно ласковее:
— Что случилось, Ульяна?
Ульяна: — А что случилось — требуют Мороза. Иначе, сказали, ребят повесят. Мороз им нужен.
Селезнев, чуть ли не подпрыгнув, кричит:
— Ты слышишь?! И она с этим примчалась в лагерь. Так им Мороз и побежит. Нашли дурака!
Ткачук ошеломлен сообщением Ульяны. Подсаживается к ней на нары. Все молчат. Ульяна, прерывая это тягостное молчание, тихо:
— Я разве железная? Прибегают ночью тетка Татьяна и тетка Груша — волосы на себе рвут. Еще бы, матери. Просят Христом-богом: «Ульяночка, родненькая, помоги. Ты знаешь как». Я им толкую: «Ничего я не знаю: куда я пойду?» А они:
«Сходи, ты знаешь, где Алесь Иванович, пусть спасает мальцов. Он же умный, он их учитель». Я свое твержу: «Откуда мне знать, где тот Алесь Иванович? Может, удрал куда, где я его искать буду?» — «Нет, золотко, не отказывайся, ты с партизанами знаешься. А то завтра уведут в местечко, и мы их больше не увидим». Ну, что мне оставалось делать?
Ткачук, удрученно:
— Да-а-а… Невеселая ситуация. Пропали, видно, хлопцы. Ульяна: — А как жить матерям?!
Селезнев мрачно молчит. Ульяна, зыркнув на одного и другого, встает:
— Решайте, как хотите, а я пошла. И пусть проводит ктолибо. А то возле кладок чуть не застрелил какой-то ваш дурень.
Ульяна выходит, следом за ней Ткачук. И нос к носу сталкивается с Морозом. Стоит у входа, держит свою винтовку без мушки, а на самом лица нет. Ткачук сразу понимает, что тот все слышал, говорит бесцветно и скучно:
— Зайди к командиру, дело есть.
…И за Ульяной.
День солнечный и тихий. Будни партизанского отряда неторопливы и на первый взгляд беззаботны.
Человек восемь продолжают строить землянку. Двое распаковали ящики с сырыми гранатами и занимаются ими. Ткачук с Ульяной подходят к дневальному. И теперь дневальный уходит с Ульяной. А Ткачук возвращается к командирской землянке. И снова оттуда несется негодующий крик Селезнева:
— Ты с ума сошел! Да я тебя к елке поставлю. И дело с концом!
Но крик этот на Мороза явно не действует. Селезнев — Ткачуку:
— Слыхал, хочет в село идти?
— Зачем?
— А это ты у него спроси.
Ткачук вопросительно смотрит на Мороза, но тот молчит, только тяжело вздохнул. Ткачук начинает злиться:
— По-моему, надо быть круглым идиотом, чтобы поверить немцам, будто они выпустят хлопцев. Идти туда — самое безрассудное самоубийство.
— Это верно, — вдруг очень спокойно говорит Мороз. — И все-таки надо идти.
Селезнев, задохнувшись от негодования, перешел на зловещий шепот: