Поўны збор твораў у чатырнаццаці тамах. Том 9

— А там блиндаж есть. Как фрицы ударили, они не успели. Мы выскочили, а те нет.

— Лейтенант, надо пробиться к тем, — сказал Волошин.

— Оно бы неплохо. Но…

— Надо пробиться. Дайте гранату.

Чернорученко бросил Волошину круглое яичко немецкой гранаты, из которой тот выдернул пуговичку со шнурком и швырнул ее через бруствер. Как только за поворотом грохнуло, Волошин крикнул:

— Быстро вперед!

Чернорученко с раненым проворно метнулись за поворот, и он поверх их голов выстрелил вдоль следующего отрезка траншеи. Пробежав десять шагов, они втроем затаились возле очередного поворота. Раненый боец, очевидно, поняв суть дела, выставив автомат за угол, стрекнул короткой очередью. Потом, пригнувшись, прыгнул за угол, за ним прыгнул Волошин, и оба свалились на дно — боец от выстрела немца из-за поворота, а Волошин — наскочив на бойца. Это падение, однако, уберегло капитана от очереди, которая прошлась выше. Тут грохнул винтовочный выстрел Чернорученко, и немец в неподпоясанной с широким воротником шинели, выронив из рук автомат, осел поперек траншеи. Волошин с земли выстрелил в него два раза, и, подхватив автомат, вскочил на ноги.

У очередного поворота она затаились, прижавшись спинами к закопченному взрывом гранаты земляному выступу, явно чувствуя за ним немцев.

Волошин схватил ком земли и, размахнувшись, швырнул его через бруствер. Тотчас ударил автомат, и Волошин, пригнувшись, головой вперед ринулся за поворот. Он не отпустил из-под пальца спуска, пока автомат не замолк.

В поднятой очередями пыли впереди мелькнуло несколько спин немцев, н никто из них не упал.

Волошин осторожно глянул из-за выступа и увидел идущие вниз ступеньки и вход в блиндаж, из которого торчал коротенький ствол ППШ.

— Эй, — подал голос Волошин. — Свои!

Ствол дрогнул, и из входа выглянуло чумазое молодое лицо, на котором обрадованно блеснули глаза.

— Комбат! Товарищ комбат!..

Волошин пробежал до следующего поворота и прижался к издолбленной очередями стене.

— Живы? — заглядывая в блиндаж, спросил Круглов.

— Лейтенант ранен.

— Давай выходи! — скомандовал Круглов. — Один пусть останется, остальные выходи!

Держа наизготовку немецкий автомат, Волошин стоял настороже, прижимаясь спиной к стене, не зная, что за поворотом, и ежесекундно ожидая оттуда очереди или гранаты.

— А ну, давай все сюда! — приказал он, когда несколько бойцов выглянуло из блиндажа. — Доставай лопатки! Быстро перерыть траншею, закрыть проход.

Он отступил шаг назад, и первый боец, рослый, в рваной телогрейке парень из стариков, по фамилии Лучкин, вонзив в бровку лопатку, отвалил к ногам пласт еще свежей, по-летнему сырой земли. По другую сторону начал обрушивать землю другой боец, в новенькой зеленой каске.

— Так. Остальные прикройте их. Взять в руки гранаты, — распорядился Круглов. — Ни черта. Еще мы посмотрим.

Из блиндажа выглянул все тот же чумазый боец в сбитой набекрень шапке:

— Товарищ капитан, лейтенант зовет.

Оглянувшись на застывшего возле бойцов Круглова, Волошин вошел.

В полутьме трудно было рассмотреть что-либо. Волошин увидел только торчащие на проходе ноги в сапогах и обмотках и несколько напряженно серевших в полутьме лиц, по виду которых становилось ясно, что это раненые. Тут же, привалясь спиной к стене, полулежал на шинели Маркин.

— Что с вами? — спросил Волошин. — Серьезно ранены?

— Да вот в ногу, — шевельнул лейтенант забинтованной, без сапога, голенью. — Так что, видно, опять вам командовать.

— Зачем было рваться впереди всех? Что и кому вы доказали этим? Управления никакого, батальон разрублен на несколько частей, одна из которых застряла под высотой, другая сунулась в эту мышеловку… Вы понимаете положение батальона?

— Я уже отпонимался, — с мрачной отрешенностью сказал Маркин. — Я ранен.

— А до ранения вы не удосужились подумать?

— А что мне думать? Прикажут — полезешь, куда и шило не лезет.

— Да-а, — вздохнул Волошин и, тихо выругавшись, опустился у прохода. — И все-таки на безрассудство мы не имеем права…

Уронив на колени руки, Волошин посидел минуту и, почувствовал, как запекло в правой кисти. Поглядел, по пальцам на сапог живо сбежала теплая струйка. Он тронул кисть левой рукой и увидел на пальцах кровь.

— Что за чертовщина, — проворчал себе под нос Волошин. — Даже не заметил, когда ранило. — И спросил уже громко: — У кого есть бинт?

— Вот у него, — послышалось за его спиной, и Волошин вздрогнул. Из полутемного угла блиндажа на него страдальчески смотрели знакомые глаза рядового Авдюшкина, и Волошина пронзило испугом:

— Авдюшкин, ты?

— Я, товарищ комбат.

— Ты что, ранен?

— Раненый, товарищ комбат. Вот ноги у мэнэ простреленные.

— А Нагорный?

— Нагорный убитый. Его гранатой убило. Тут, в траншейке.

— Утром?

— Утречком, ну, — постанывая, с усилием говорил Авдюшкин. — Как мы сунулись, ну и он навалился. Всих пэрэбилы. Ильки я остався. И то во фрыц гэты спас. Пэрэвязав ноги.

— Какой фриц?

— Во, цей, — кивнул годовой Авдюшкин, и только теперь Волошин рассмотрел в сумраке блиндажа тоже бледное лицо немца, который тихо сидел в углу за Авдюшкиным. — Тэж ранитый.