Волошин торопливо полз по проводу, красной ниткой пролегшему по стерне, и еще издали увидел капитана неподвижно лежащим ничком на искромсанном очередями склоне. Отсюда уже видна высота и брустверный бугорок ближнего конца траншеи немцев с торчащим на сошках стволом немецкого пулемета. Пулемет, попыхивая дымком, бил несколько в сторону. Волошин подполз к Иванову сбоку и легко перевернул на спину его сухощавое тело, уронив на прошлогоднюю стерню его измятую шапку; с уголка губ капитана сползла по щеке тонкая струйка крови. Иванов простонал и отсутствующим взглядом посмотрел на Волошина.
— Дружище, куда тебя? — лихорадочно ощупывая его, спросил Волошин.
— Вот, попало, — простонал Иванов и вдруг зашарил возле себя руками.
— Больно, да? Я перевяжу. Где больно?
— Связь… Связь скорей надо…
— Подожди ты со связью. Давай в воронку назад!
— Нет, надо… передать на огневую…
— Я передам, ладно, — заверил Волошин и перекинул его руку себе на шею, намереваясь тащить его к воронке.
— Передать доворот, — упрямо твердил Иванов, беспомощно запрокинув голову. — Дай трубку.
Дрожащими руками, волнуясь, и матерясь, Волошин расстегнул футляр аппарата и вынул телефонную трубку. Иванов приподнял слабеющую руку, в которую Волошин, отжав клапан, вложил его трубку.
— «Береза»! — едва слышно произнес командир батареи.
— «Береза» слушает! — тотчас бодро отозвалось в трубке. — «Береза» слушает, товарищ капитан.
— «Береза», я ранен. Даю доворот: репер номер три, правее ноль-сорок. Уровень больше ноль-ноль три…
Лежа рядом, Волошин отчетливо различал в трубке повторение его команд, чего сам Иванов, кажется, уже не слышал. Он молчал, трубка тоже молчала, почти выпав из его руки, потом из нее зазвучало с тревогой:
— Что, можно огонь? Можно огонь, товарищ капитан?
— Огонь… Беглый огонь, — немеющими губами прошептал Иванов и затих. Испугавшись, что на огневой могли не расслышать его команду, Волошин подхватил трубку и громко прокричал в нее:
— Всеми снарядами огонь! Открывайте огонь! Вы слышали, комбат скомандовал огонь?
Затем он сунул трубку в футляр и, забросив руку Иванова себе на шею, поволок его назад, к спасительной недалекой воронке.
Он еще не дополз до нее, как земля под ним пружинисто вздрогнула и четыре гаубичных разрыва прогрохотали на высоте возле траншеи. Это было так близко, что осколки со звенящим визгом прошли над головами, и Волошин испугался, как бы какой из них не угодил в раненого…
Он свалил его со спины на краю воронки, потом, ухватив под мышки, стащил вниз.
Маркина здесь уже не было, на скосе одиноко стоял пулемет, да и напротив успокоенно лежали двое убитых.
Иванов был плох, кажется, то и дело терял сознание, и Волошин, не успев отдышаться, бросился его перевязывать. Он расстегнул ремень с пистолетом, испачканный в крови полушубок, под которым оказалась мокрая, в липкой крови гимнастерка… Пуля ударила капитана в грудь. Волошин туго обернул бинт поверх окровавленной гимнастерки и запахнул полушубок.
Потом батарея Иванова дала еще один залп, словно в память о нем, и Волошина снова окатил град каменистой земли. Затем он услышал короткое не очень густое «ура!» и, выкатив ДШК из воронки, пригибаясь, потащил его за собой…
Пригибаясь, Волошин тащил вверх тяжелый ДШК.
В отдалении и сзади бежали бойцы восьмой роты. Видимо, ошеломленные этим броском немцы на минуту растерялись, даже прекратили минометный огонь по высоте «Малой», переносить же его на атакующих в такой близости от своих траншей они, видно, не отваживались. Седьмая с восьмой, живо воспользовавшись этой заминкой, ворвались на высоту, почти достигнув траншеи.
И вдруг оттуда ударили пулеметы, атакующие один за другим стали падать.
Почуяв на бегу, как густо зазвыкали вокруг него пули, Волошин торопливо развернул пулемет и тоже упал, прикрываясь покоробленным его щитом. Стаскивая с плеча тяжелую, с патронами, ленту, он увидел появившегося откуда-то лейтенанта Круглова, который на четвереньках, что-то крича, быстро переползал к нему.
— Товарищ капитан!.. Товарищ капитан, вон видите?.. Вон зараза, из-за бруствера…
Волошин уже увидел заливавшийся на бруствере пулемет, наводчик которого тоже, наверно, заметил их сбоку. Направленный несколько в сторону ствол вдруг круто вывернулся и, казалось, уперся в Волошина.
Не успев еще поднять предохранитель, Волошин передернулся, как от ожога, оглушенный стремительным треском осыпавшей его пулеметной очереди. Однако погнутый, искромсанный осколками щит ДШК спас его. Очередь сыпанула дальше по наступающим, и он, передернув затвором, длинно ударил по пулемету, злорадно ощущая, как его разрывная очередь сметает с рыхлой земли все, что было на бруствере.
Когда он расслабил на спуске онемевшие от усилия пальцы, пулемета там уже не было, лишь что-то пыльно серело неживым бугорком.
— Рота! — вскочив, хрипло закричал Круглов. — Рота, вперед!
Волошин, глянув в сторону, увидел, как вскочившие неподалеку несколько бойцов побежали вслед за комсоргом к траншее, кто-то, не добежав, упал, но кто-то уже взметнулся на бруствере и тут же исчез в траншее.