— Да этот, Кульгаев или как его. Который под лесом.
— Верно. Кульгаев сожжен. А Кульгай и все кульгаята расстреляны. Как оказались в Лесинах?
— Обыкновенно. Набрели ночью, ну и… Зашли к старосте.
— Так, понятно… Значит, шли к старосте?
— Нет, почему? Шли на хутор, я же сказал.
— На хутор, понятно. А кто командир банды? — вдруг спросил следователь и, полный внимания, уставился в Рыбака. Рыбак замялся.
— Командир отряда? Ну этот… Дубовой.
— Дубовой? — почему-то удивился следователь. — Прохвост! Уже и с Дубовым снюхался! Осенью не взяли — и вот пожалуйста… Где отряд?
— В лесу.
— Понятно, не в городе. В каком лесу? В Борковском?
— Ну.
— Сколько человек в отряде?
— Тридцать.
— Врешь! У нас есть сведения, что больше.
— Было больше, а теперь всего тридцать. Знаете, бои, потери…
Следователь довольно поерзал в кресле.
— Что, пощипали наши ребята? То-то же! Скоро пух-перо полетит от всех вас.
Рыбак промолчал, его настроение заметно тронулось в гору.
— Так! — следователь откинулся в кресле. — А теперь ты мне скажи, кто из вас двоих стрелял ночью? Наши видели, один побежал, а другой начал стрелять. Ты?
— Нет, — сказал Рыбак, не очень, однако, решительно.
— Значит, тот, так?
Рыбак не ответил. Портнов не настаивал.
— Как его фамилия?
— Кого?
— Напарника.
Рыбак снова замялся.
— Не знаю. Я недавно в отряде, так что…
— Не знаешь. А староста этот, говоришь, Сыч? Так он у вас значится?
— Не знаю. Слыхал, в деревне его зовут Петр.
— Это мы знаем, что Петр… Так, так. Значит, родом откуда? Из Могилева?
— Из-под Гомеля, — поправил Рыбак.
— Фамилия?
— Чья?
— Твоя.
— Рыбак.
— Где остальная банда?
— На… В Борковском лесу.
— Сколько до него километров?
— Откуда?
— Отсюда.
— Не знаю точно. Но километров восемнадцать будет.
— Верно. Будет. Какие деревни рядом?
— Деревни? Дегтяри, Ульяновка, ну эта, как ее… Драгуны. Портнов заглянул в лежащую перед ним бумажку.
— А какие у вас связи с этой… Окунь Авгиньей?
— Демчихой? Ей-богу, никаких. Просто зашли перепрятаться, ну и поесть. А тут ваши ребята…
— А ребята и нагрянули. Молодцы ребята. Так говоришь, никаких?
— Точно никаких. Авгинья тут ни при чем.
Следователь вскочил за столом, локтями поддернул сползавшие брюки.
— Ни при чем? А вас принимала? На чердаке прятала? Что, думаешь, не знала, кого прятала? Отлично знала! Покрывала, значит. А по законам военного времени что за это полагается?
Рыбак, вздохнув, продолжал сидеть молча. Следователь подошел к окну и бодро повернулся на каблуках.
— Так, хорошо! Мы еще поговорим. А вообще должен признать, парень ты с головой. Возможно, мы сохраним тебе жизнь. Что — не веришь? Мы можем. Это Советы могли только карать. А мы можем и миловать.
Он вплотную приблизился к Рыбаку.
— Так вот! Ты нам расскажешь все. Не наврешь — сохраним жизнь, вступишь в полицию, будешь служить великой Германии.
— Я? — не поверил Рыбак и встал.
— Да, ты. А что, не согласен? Можешь сразу не отвечать. Иди, подумай. Гаманюк!
На пороге появился Стась.
— В подвал.
— Так это… Будила ждет.
— В подвал! — гаркнул следователь.
— Яволь в подвал! Битте! Прошу! Рыбак вышел во двор.
— Гы, значит, откладывается? — дернул его за рукав полушубка Стась.
— Да, откладывается, — твердо сказал Рыбак.
— Никуда не денешься! Отдашь! Добровольно, но обязательно — требуха из тебя вон!
Двое полицейских втаскивают в камеру бесчувственное тело Сотникова, бросают на солому. Когда дверь закрывается, к нему подползает Петр.
— Ай-яй! А я и не узнал. Как изуродовали человека!
— Воды! — еле слышно попросил Сотников.
Петр поднялся, не сильно, но настойчиво постучал в дверь.
— Черта! И не слышит никто.
В камеру привели и Рыбака. Он сразу же опустился возле товарища, поправил его руку, накрыл шинелью. Стась шагнул за порог.
— Хлопец, тут это… воды надо, — сказал Петр.
— Я тебе не хлопец, а господин полицай.
— Пусть полицай. Извините. Человек помирает.
— Туда и дорога бандиту. Тебе тоже.
Дверь с грохотом затворилась.
— Звери!
— Тихо вы, — сказал Рыбак. — Услышат.
— Пусть. Теперь чего уж бояться…
Шаги Стася отдалились, хлопнула входная дверь, и все смолкло.
— Да, этого изувечили. Выживет ли? — сказал Петр.
Рыбак пристально посмотрел на товарища.