Повелитель

Надя посмотрела в окно и вспомнила, как по той же дороге ехала с Мариной в Переделкино на совещание молодых писателей. Словно это было сто лет назад, в какой-то другой жизни. Что за странная штука – молодость. В двадцать лет человек словно взбирается на большую гору в надежде: когда поднимется и окинет взглядом горизонт, то наконец увидит, насколько велик и бескраен мир. Но когда добирается до первых высоких точек, вместо этого понимает: эта земля конечна. И там, в будущем, не прекрасное далеко, а смертный холод. А тогда у них, двадцатилетних, еще целая жизнь была впереди… Надя представила холодные коридоры Дома творчества, номера с умывальниками, бесконечные разговоры о поэзии и литературе, ночной лай поселковых собак и меланхоличный шум сосен. Как они с Мариной обсуждали свою то счастливую, то несчастную любовь. Иногда Наде казалось, сильнее, чем Ветрова, подруга никого не любила. И от этого еще нелепее казалось их расставание. Да, Миша был женат, и Марина несколько раз пыталась уйти от него, по ее словам, «то в монастырь, то замуж за дурака» – безуспешно. О своих страданиях она рассказывала Наде, об этом же писала стихи – и неплохие. О каких только терзаниях подруги ни говорили, когда плакали и ходили по бульварам, в основном по Твербулю, конечно. И однажды, когда никто не ожидал, особенно Маринин возлюбленный, разрыв произошел на самом деле. Роковое расставание писателей случилось в новогоднюю ночь. Миша уехал на новогодние праздники к семье, и Марина, чтобы чем-то заглушить отчаяние, подобрала первого попавшегося поэта, в объятиях которого и встретила наступивший новый год. И когда Ветров ей позвонил, торжествующе поведала ему об этом, и даже передала трубку поэту. Как выяснилось позже, ее несчастный возлюбленный в ту ночь наконец решил развестись с женой и связать свою жизнь с Мариной. Словно киногерой, он стоял под окнами ее дома с двумя пакетами, в одном были книги, в другом какие-то вещи, предвкушая радость своей избранницы, и вечное блаженное счастье влюбленных. Но увы, в тот день судьба отвернулась от него. Вместо того, чтобы навсегда остаться у Марины, Миша поехал к Виноградову и запил. С женой он все равно развелся, но и Марине измену простить не смог. Через несколько месяцев Ветров уехал на север в какой-то город за полярным кругом, и работал там редактором научных текстов. Через год вернулся, написав за время добровольной ссылки неплохую повесть, ее без правок и сокращений сразу опубликовали в журнале «Москва». Но с любовью было покончено.

Ехать пришлось недолго. Возле церкви с разноцветными куполами Поль спросил прохожего: «Как пройти на кладбище к Пастернаку?» «Не знаю», – ответил незнакомец и перешел на другую сторону улицы.

«Храм Святого Игоря Черниговского», – прочитала Надя на табличке, когда они подошли ближе. Над стенами мягко-розового цвета стояли фарфоровые купола, каждый сложенный из разноцветных изразцов. Недалеко от входа экскурсионная группа слушала гида – женщина в оранжевой вязаной шапке вещала в маленький микрофон: «Работа по созданию куполов из фарфора не имеет аналогов, выполнена петербургской мастерской “Гильдия мастеров”. Центральный купол – ярко-синий, рядом поменьше, с желтыми, красными, голубыми цветами. Над колокольней и приделом – по маленькому золотому куполу. Напротив нового храма, достроенного в 2012 году – резиденция патриарха Московского и всея Руси, находящаяся здесь с 1952 года, когда правительство выделило Московской патриархии территорию бывшей усадьбы Колычевых, с прилегающим храмом Преображения Господня. А вот об этом храме первые упоминания отслеживаются в 1646 году, каменное же здание построено в 1815 году. Храм не закрывался никогда»… Немного послушав, компания направилась дальше, к Патриаршему подворью. «Смотрите, какая красота!» – обрадовалась Марина и принялась фотографировать изображения цветов и птиц на стене. Сразу за воротами она снова остановилась возле синих и зеленых изразцовых колонн с проступающим виноградом: темные гроздья, золотые листья и светло-зеленые стебли обвивали каждую, словно живые. Впереди виднелось желто-белое здание подворья, похожее на сказочный терем. Побродив по территории, друзья пошли к своей цели. Марина первой заметила очертания кладбища, где сквозь сплетение зимних ветвей белели стены небольшого храма. Вокруг было тихо и безлюдно, могилы огибали крепкие снежные тропинки. В направлениях, ведущих, скорее всего, к классикам – уверенные и широкие, или же робкие, исчезающие в снегу тропы, созданные, возможно, даже не родственниками усопших, а путниками, подобными Наде и ее друзьям, заплутавшими в поисках могилы Пастернака или Чуковского.

Надя думала о том, что судьбы в литературе тоже похожи на такие тропинки к могилам – кто-то обласкан читателями, премиями и наградами, а кто-то с не меньшим, а то и большим талантом прозябает на малоизвестной обочине литературного мира. Впрочем, после перехода писателя в лучший мир судьба его произведений может развернуться на сто восемьдесят градусов.