Повелитель Норика. Гибель Астура

Оригении пришли издалека, откуда-то с востока. По всей вероятности, изгнанные из своих родных краёв за мерзкие дела. А впрочем, родины у них не было вовсе – равно как ни роду, ни племени. Ибо неофит, вступающий в ряды оригениан, обязан был порвать все прежние узы и отдаться в полное и безраздельное владение своей, так называемой, новой семьи.

Здесь, в приграничье, ставшем давно уже проходным двором для всяческих варварских армий, осело много всякого сброда. Каких только языков тут не услышишь, на каких людей не насмотришься! Одни исповедуют кафолическое христианство, другие – арианство, многие всё ещё поклоняются старым богам.

Поэтому, появление в Астуре очередной христианской общины – пусть и обособленной от всех, но всё же почитающей Иисуса – почти ни у кого не вызвало подозрений. Ни у кого, за исключением патре.

Он невзлюбил новоявленных христиан сразу же. Обозвал их почему-то нечестивцами, слугами сатаны и прочими нелестными эпитетами. Я, как впрочем, и большинство горожан, до поры считал подобное отношение предстоятеля к вновь прибывшим поселенцам обыкновенной ревностью. Ведь всем известно, что, к примеру, кафолики недолюбливают ариан, а те отвечают им взаимностью. Борьба за души прихожан, только и всего. А тут ещё – неизвестно откуда появившиеся, христиане непонятного толка!

Однако, как показало время, патре предвидел будущее. Обидные определения, коих не жалел святой отец в адрес оригенистов, на самом деле оказались пророческими.

Поначалу их было не более десятка. Крепкие молодые мужчины с загорелыми лицами, бородатые, одетые по восточной моде, пришли как-то в город. Они скупили несколько хузов, бревенчатых варварских жилищ на окраине города, и прилегающую к ним землю.

Скоро подтянулись иные члены общины – мужчины и женщины, преимущественно молодого возраста. Имелись среди них и дети, стариков же было мало.

Поминающие Бога всуе – к месту и не к месту – переселенцы резко выделялись среди местного населения. Здесь, в северном углу Империи, не принято выпячивать своей веры. Сие касается каждого, с какой бы стороны лимеса он ни жил. Эти же, даже не успев ещё толком обжиться, принялись на каждом углу города трубить о своей богоизбранности.

Я, конечно, преувеличиваю – труб у оригениев не имелось, зато имелся горячий темперамент и пылкая, доходящая до фанатизма, вера. Вера, установленная и чётко ограниченная их канонами, нарушить которые не посмел бы ни один из них даже под страхом смерти.

Одно из купленных зданий переселенцы приспособили для своих собраний. Тайных собраний, я добавлю. Любопытствующих, из числа праздных зевак, коих немало в нашем городе, на свои вечери они не допускали категорически. Непосвящённые не должны присутствовать на их литургиях – этот покон исполнялся оригенистами неукоснительно.

Тем не менее, они активно начали насаждать свою религию. Да, да – именно так, религию! Отличную от кафолической, как небо от земли. Оригениане открыто стали призывать горожан вступать в свои ряды. Их проповедники бродили по улицам города, наведывались в близлежащие сёла и даже безбоязненно околачивались возле городской церкви, совращая добрых кафоликов с пути истинного.

Среди этих странных последователей Иисуса подвизалась и наша общая знакомая. Насколько я знаю – бывшая рабыня, выкупленная новыми «христианами» у варвара на торжище, что регулярно проводится под стенами Астура. Имя ей Стангулла*(лат. стан – олово, гулла – глотка). Да-да, не смейся, именно – Оловянная Глотка!

Многим варварам свойственно чувство юмора, причём весьма своеобразное. Прежний хозяин её обладал весёлым нравом. Понукаемая им, дурнушка бродила между рядами купцов и распевала на всё торжище непотребные варварские песни, изрядно веселя тем самым народ.

Говорят, что поселенцы, во время своих нощных агап*(агапа – вечеря любви, в I—V веках н. э. – вечернее или ночное собрание христиан для молитвы, причащения и вкушения пищи с воспоминанием Иисуса Христа) любили выводить необычайной красоты разноголосые гимны. А голос Стангуллы настолько же великолепен, насколько страшна внешность и отвратителен нрав. Именно её «оловянную глотку» выкупили оригениане у варвара, ибо всё остальное в ней никуда не годится.

Скоро по городу пошли различные разговоры. Дескать, общинники умеют исцелять больных – даже тех, которые находятся при смерти. Впрочем, в разговорах такого рода нет ничего особенного – любой знахарь распространяет о себе подобные слухи.

Но, дальше – больше. Досужие городские сплетники всё более самозабвенно чесали языками. По словам их, однажды некий оригенист вознёсся на небо. Правда, не очень высоко – он смог подняться лишь до уровня зубьев сторожевой башни, не выше.

Но самая громкая новость, если можно её так назвать, всколыхнувшая город – это байка о человеке, воскрешённом оригениями уже после того, как душа его покинула тело.

Если коротко, то суть сей истории в следующем. Некие селяне из варваров, на торжище под стенами города разругались в пух и прах с группой оригениан. Ссора их закончилась битвой на ножах и последующей смертью одного из варваров.