Повелитель света

Наряду с палаццо деи Диаманти то была настоящая жемчужина Феррары: здание удивительное и гармонично многоцветное, его строгий силуэт в сочетании с тщательно проработанными деталями напоминал гигантский предмет мебели, украшенный деревянной инкрустацией, так как нигде в нем камень не остался в естественном состоянии, – он был превращен в колонны, уложен в арки, украшен ветвевидным орнаментом и граффити, превращен в полукруглые ниши для бюстов под старину. Это было так великолепно, что фасад дворца вполне мог поспорить с внутренним убранством. Вдоль террасы, прямо по небу, бежала балюстрада; внизу изящная аркада была завешана драпри. В дни карусели драпри убирали, и места эти наполнялись внимательными гордецами и облокачивающимися на поручни красавицами, которые теснили друг друга, чтобы лучше видеть игры, даже не догадываясь о том, что сами они – не менее красочное зрелище.

Чезаре пожал плечами:

– Ха! В таких домах живут скорее золотых дел мастера, нежели ваятели!

Под портиком, в темноте, уже лязгал ключ. Заскрипели дверные петли. Все еще ослепленный сверкающим фасадом, Чезаре Бордоне позволил провести себя по знакомому еврею зловонному лабиринту.

Через заднюю дверь они вышли к обнесенной оградой чаще. В самом ее конце Тюбаль, кряхтя, приставил к стене лестницу, спрятанную здесь же, в кустах, и поднялся наверх.

Чезаре последовал его примеру.

По другую сторону, прижав палец к губам, их ожидала берберка-служанка.

– Что там, Фатима?

– Хозяин переодевается, слуги заняты работой. Вы можете пройти.

Они находились в густой рощице акаций и апельсиновых деревьев, начинающейся у самой стены. Сквозь просвет в листве можно было разобрать ухоженный сад, выложенный мраморными плитами, где среди олеандров виднелись цветущие вазоны, алебастровые скамейки и участки газона.

Сумерки сгущались, и нужно было спешить. Служанка на цыпочках начала пробираться вдоль стены. Тюбаль и Бордоне, стараясь производить как можно меньше шума, двинулись за ней.

Так они достигли расчищенного пространства, прямо посреди которого располагалась печь – задымленный кирпичный домишко, полный золы и шлаков, лебедок и тросов.

Чезаре Бордоне хотел проникнуть внутрь, но еврей увлек его за собой, и все поплыло перед растерянным взглядом ваятеля, словно некая фантасмагория.

Сперва – задний фасад дворца, без украшений, но целиком облицованный цветной плиткой, создававшей тромплей столь искусный, что иллюзорные галереи, ветвясь, будто бы уводили внутрь ради услады глаз. Потом – loggia, поддерживаемая атлантами из глазурованной керамики. Затем – парадная лестница из разноцветного мрамора. Затем – залы, высокие и помпезные. В них вели двери с фронтоном, обрамленные пилястрами; над дверьми возвышались скульптуры непревзойденного качества. Камины выглядели столь декоративными под балдахинами колпаков, что каждый из них можно было принять за тронный зал. На кофры из кордовской кожи, выстроившиеся у стен, ниспадали тяжелые гобелены; на малахитовых столиках стояли шкатулки, кувшины и изделия из эмали. В венецианских зеркалах, висевших над инкрустированными слоновой костью и перламутром ларями, отражались несравненные картины.

Эбенового дерева кабинеты, украшенные статуэтками, открывали свои створки, демонстрируя ряды книг в драгоценных переплетах. Жесткие стулья, смягченные подушками, любовались своими отражениями в натертом до блеска паркете. Все это предназначалось для бесед и танцев, и все это пустовало.

Две белые левретки, соединенные поводком, подбежали обнюхать ноги чужаков; одна пожелала последовать за ними, другая, напротив, – от них удалиться. Так – тянущими одна другую в разные стороны – они этих собачек и оставили.

– Да благословенны будут дворцы художников! – процедил сквозь зубы еврей. Казалось, их слушают все стены, за ними наблюдают через все замочные скважины. – Разве богатство – не прекрасная штука, а, мессир?

Чезаре ответил уклончиво:

– Всегда прекрасно то место, где счастлив…

Фатима, приподняв гардину, пропустила их перед собой, жестом призывая к осторожности.

Они вышли во внутренний cortile[112].

В первые мгновения Чезаре различил лишь восхитительную композицию мирского «монастыря», прямоугольного в плане и обнесенного аркадой, образующей двухъярусную галерею для гулянья.

В галереях уже сгущался мрак. В верхней, выходящей на городскую площадь, царило беспокойное оживление. Там при свете нескольких ламп вокруг одного из столов суетились словоохотливые слуги, расставлявшие великое множество предметов сервировки для уже приготовленного ужина.

– Где статуя? – спросил Чезаре.

– Смотрите, – сказал Тюбаль. – Но оставайтесь в тени, за этими колоннами.

Вокруг центрального бассейна, украшенного султаном фонтана, стояли три статуи, каждая на своем постаменте; и ничто другое не украшало пустой, выложенный плитками двор. Чезаре в полном изумлении разглядывал приготовленные для герцога скульптуры, обводя алчным взором то одну статую, то другую, то третью.