Повесть о Федоте Шубине

— Благодарю вас, но не думаете ли вы, что и я, оставшись здесь, преклонюсь перед античным божеством и слепо буду копировать римлян и греков? Этого не случится со мной, ваше сиятельство…

— Вы, Шубин, не будьте в обиде, — повернувшись к Федоту, проговорил Шувалов, — в Петербург еще успеете, а здесь предстоит вам большая работа: необходимо повторить мраморные бюсты Орловых для брата английского короля герцога Глочестерского. Это надобно сделать по двум причинам: потому, что ваша работа признана преотменно удачной, и еще потому, что в английских кругах весьма заинтересованы личностью Алексея Орлова, удивившего всю Европу поражением турецкого флота под Чесмой… Труд будет оплачен сверх меры. И еще я имею к вам письменную просьбу о заказе от Никиты Демидова. Он сейчас живет в Париже и там наслышан о вас…

Шубин не протестовал. Так после долголетней учебы началась его самостоятельная жизнь. Одиннадцать студенческих лет с государственной пенсией и строгой академической дисциплиной остались позади. Беглый черносошный с государевой земли крестьянин, обученный в трех столицах, уверенный в своих силах и своем даровании, встал твердо на путь художника-ваятеля. Внимание первых знатных заказчиков обещало ему заманчивое будущее.

…А между тем за тридевять земель от древнего Рима, где-то на севере России, в деревне Денисовке Холмогорской округи, в те дни, когда Шубин повторял бюсты братьев Орловых в Риме, денисовские мужики собирались в сенокосную пору на заливных лугах Куростровья и вспоминали о нем, о своем беглом соседе:

— Где-то он? Жив ли?

— А если не жив, так хотя бы похоронная весточка пришла, чтобы не платить за него подушный налог старосте…

Зимой ездили холмогорцы в Питер и привезли весть о Федоте, что и учение он уже закончил, и медали и шпагу получил, и жалование, а все еще мало ему, как и покойному Ломоносову. Уехал, сказывают, доучиваться в неметчину. Чего доброго, и этот на некрещеной немке женится, как Михайло Васильевич.

А братья Федотовы Кузьма и Яков рады-радехоньки:

— Заучился парень, пропащий для деревни человек. Ну и бог с ним. На случай дележа в хозяйстве одним паем меньше. Разве это худо? А он там, где бы ни был, жив да здоров, да при учености и с его золотыми руками никак и не позарится на деревенскую худобу и всякую рухлядь. У него своя дорога и свои на пути ухабы и рытвины…

Глава двадцать первая

Никита Демидов был богатейшим промышленником России. Дед его с позволения Петра Первого занялся горными разработками на Урале. Тысячи подневольных людей работали на Демидовых, добывая железо. Крупное хозяйство промышленника вели его доверенные — управляющие, приказчики, конторщики. Сам Никита со своей женой Александрой Евтихьевной временно проживал в Париже.

В ненастную осень 1772 года Иван Иванович Шувалов вместе с дипломатическим курьером, сопровождавшим почту, направил из Рима в Париж Шубина. Париж после Рима казался теперь Шубину еще более кипучим городом, городом богатства и нужды, городом роскоши и нищеты.

Здесь Шубину все было знакомо, а потому, не тратя времени, он сразу же принялся за дело: начал лепить из глины, затем высекать из мрамора бюсты супругов Демидовых.

Работал он в просторной и светлой комнате богатого барского особняка. Демидов охотно позировал Шубину. Иногда за обильным угощением Шубин рассказывал ему об Италии, о сказочном Риме, который художествами превосходит все города мира.

— Есть галерея в Ватиканском дворце, — рассказывал Федот Демидову, — расписана великим мастером Рафаэлем и его учениками. Картины из Ветхого и Нового завета, ангелы, серафимы и бесы, разные птицы, звери, всадники, кентавры, растения всевозможные! Как глянешь на такое видение — глаза разбегаются, язык застревает! Скажешь только «ах!», да и стоишь, как зачарованный. Где-где, а уж там, Никита Акинфиевич, сразу вы поймете и полюбите искусство…

— Даже и кентавры есть? — понимающе спрашивал Демидов.

— Есть, Никита Акинфиевич, есть, и удивительные кентавры, залюбуешься, на все глядя…

— А я, признаться, их еще не видел. Клен, кипарис, кедр, пихту — это все видел, а вот кентавра не примечал нигде.

— Никита Акинфиевич, да ведь кентавры — это не деревья!

— А что же такое? Ты сказал — растения всевозможные, или я не так понял, или глух стал?..

— Ну вот видите, что значит в Риме не были! Кентавры не люди и не животные, изображаются они, по древней мифологии, в виде лошадей, но с человеческим торсом.

— Ага, знаю! — догадался Демидов, выпивая огромный бокал вина. — Это, как бы сказать, вроде Полкана-богатыря, что с Бовой-королевичем сражался. Знаю, знаю…

— Вот-вот, как раз угадали! — поддакивал Федот и тоже пил, немногим уступая в этом своему собеседнику.