— Как только в зрительные трубы на горизонте около Чесмы наши заметили великое скопление турецких кораблей, его сиятельство граф Алексей Григорьевич позвал к себе на судно всех начальников и произнес речь, призывая не щадить жизни во славу русского оружия и России-матушки. Я эту речь не слышал, но слышали все мы от нашего капитана, о чем говорил граф, — пояснил Дудин и, никем не прерываемый, продолжал рассказывать с нарастающим волнением. — И вот его сиятельство сделал внушение начальникам и отпустил их на свои корабли, а потом главный корабль, именуемый «Три иерарха», подал сигнал о подготовке к бою. Ну, тут мы все немножко помолились господу богу — ведь как-никак дело без урону не обойдется, — и каждый думал не только о победе, но и о смерти, ибо она, костлявая, в тот горячий денек без дела не находилась. Выстроились к атаке, подняли все паруса и ринулись на турок! Впереди шел корабль «Европа», за ним «Евстафий», затем «Три святителя», за «Святителями» «Януарий»; «Три иерарха» шел пятым, за ним «Ростислав», а тут и наш, распустив паруса, «Не тронь меня» шел. И пушки и ружья к бою готовы и зажигательные составы и тесаки у нас как бритвы, у всех полная готовность крошить и рушить. За кормой у нас в отдалении поспевали «Святослав» и «Саратов».
Первым вступил в бой корабль «Европа», а за ним ринулись и остальные, в том числе и «Три иерарха», на котором находился граф Алексей Орлов. Мы и раньше немного по пути к Чесме нюхали пороху, а тут такая заваруха образовалась — светопреставление, да и только. Турки стреляли исправно, метко, густыми, непрерывными залпами. Ядрами засыпали. Уже на наших кораблях немало убитых и раненых. И, не ведая страха и ужаса, ибо страх в бою не помогает, он только умаляет силы, а тут наши бравые солдаты и матросы на кораблях, приблизившись вплотную к туркам, забросали их зажигательными составами и гранатами. Вспыхнули пожары на многих турецких судах и у нас на «Евстафии». Последний взлетел на воздух от взрыва. Взорвался и турецкий корабль капитана Паши. Турки, прекратив пальбу, поспешили отступить и укрыться в Чесменскую бухту. Это было 24 июня, а в ночь на 25-е мы по приказанию графа пошли в решительную атаку на турок прямо в бухту. Наш «Не тронь меня» шел передовым. Мы ждали крепкого боя, жестокого, беспощадного и не столь быстрого, как случилось. Внезапность нашего удара так ошеломила турок, что им оставалось только спасаться бегством в шлюпках. Но и бегство не помогло: мы врывались на ихние корабли, стреляли в упор, рубили, поджигали, поджигали все, что только могло гореть и взрываться.
Это произошло молниеносно. Турецкий флот весь вспыхнул, подожженный нами. Небо озарилось, и померкла луна, способствовавшая нашему нападению, но при огненном свете горящих вражеских кораблей было светлее дня… Зрелище было ужасное и восхитительное. Наши корабли отошли для безопасности на некоторое расстояние, как начались взрывы турецких кораблей. А дальше нам оставалось спасать погибающих и брать их в плен.
— И сколько же вы превратили в пепел турецких судов? — спросил Шубин замолчавшего рассказчика.
— Трудно сказать. Сами турки, пленные, сказывали, что всех кораблей у них уничтожили мы около сотни. Одних линейных пятнадцать, а на них было пушек тысяча двести!.. Остальные фрегаты и более мелкие суда не в счет. Говорят, что убитых и утопленных турок насчитывается до двадцати тысячей.
— Крупная виктория! — воскликнул Шубин. — Такая войдет в светлый страницы истории российского флота. Успехами честных и отважных россиян высоко вознесен и осыпан наградами граф Орлов…
— А сколько наших погибло? — спросил Гордеев.
— Гораздо меньше, нежели турок, — уклончиво ответил Дудин. — Мы их погребли по морскому обычаю, как положено, опустили с грузом на дно морское…
Шубина интересовала личность, характер и прочие качества графа Орлова-Чесменского. С этой целью он задал Дудину несколько вопросов:
— Скажи, Никита, а как граф Орлов вел себя в этом чесменском пекле? Что о нем говорят солдаты и матросы, каким ты его представляешь в своем понятии?..
И тогда пространно отвечал ему Дудин с искренностью, присущей северянам: