Повесть о любви и тьме

Папа занял у своих родителей денег, взял на себя заботы о ребенке и доме, а мама отправилась в пансион “Арза”. Но и там она не перестала читать, напротив, теперь она читала днями и ночами. С утра до вечера сидела она в шезлонге в сосновой роще на склоне горы и читала. Вечером она читала на освещенной веранде, в то время как другие отдыхающие танцевали, играли в карты или занимались в разных кружках. По ночам, чтобы не мешать своей соседке по комнате, спускалась мама в маленький зал рядом с канцелярией и читала всю ночь. Она читала Мопассана, Чехова, Толстого, Бальзака, Флобера, Диккенса, Шамиссо, Томаса Манна, Ивашкевича, Кнута Гамсуна, Клейста, Моравиа, Германа Гессе, Мориака, Агнона, Тургенева, Сомерсета Моэма, Стефана Цвейга, Андре Моруа. Она почти не поднимала головы от книг все две недели. И когда вернулась в Иерусалим, то выглядела еще более усталой, бледной, с темными кругами под глазами – словно предавалась там все ночи напролет разгулу. Когда папа или я просили ее рассказать, как ей отдыхалось, она, улыбнувшись, отвечала: “Даже не знаю”.

* * *

Однажды, когда мне было лет семь или восемь, по пути не то в поликлинику, не то в магазин – мы ехали на автобусе, – мама сказала:

– Это верно, что книги могут меняться с течением лет не меньше, чем меняются люди. Однако разница в том, что люди, почти все, покинут тебя в конце концов или отвернутся от тебя, а вот книги никогда тебя не оставят. Вот ты их наверняка будешь покидать, некоторые из книг ты покинешь на долгие годы, а то и навсегда. Но книги, даже если ты их предашь, не повернутся к тебе спиной, в молчании они станут терпеливо дожидаться тебя на полке. Будут ждать даже десятилетия. Без жалоб и сетований. Пока в одну прекрасную ночь ты вдруг не поймешь, что отчаянно нуждаешься в одной из них, пусть даже это будет книга, которую ты забросил годы назад и почти вычеркнул из своего сердца. И тогда эта книга спорхнет с полки, чтобы быть с тобой в трудную минуту. Она не разочарует тебя, не станет сводить с тобой счеты, не будет выискивать предлоги, чтобы сбежать, не станет спрашивать себя, а достоин ли ты ее, подходишь ли ты ей, она просто явится по первому же твоему зову. Книга никогда тебя не предаст…

* * *

Как называлась та первая книга, которую я прочел сам? Эту книгу папа читал мне перед сном так много раз, что в итоге я, по-видимому, запомнил ее слово в слово. И однажды, когда папа не смог мне почитать, я взял книгу в постель и продекламировал ее себе от начала и до конца, переворачивая страницы именно на тех словах, на которых и папа перелистывал страницу.

На следующий день я попросил папу, чтобы во время чтения он водил пальцем по строчкам, и внимательно следил за перемещениями его пальца. Так он делал пять или шесть раз, и через несколько дней я уже опознавал все слова.

И тут пришло время поразить их обоих: однажды субботним утром появляюсь я в кухне, еще в пижаме, и молча кладу на стол раскрытую книгу – посередке между родителями. Палец мой скользит по странице, указывая мне слово за словом, я узнаю каждое из них и произношу ровно в тот самый миг, как мой палец касается следующего слова.

Родители мои, онемело наблюдавшие за мной, с готовностью угодили в ловушку, не ведая масштабов обмана: оба и на миг не усомнились, что их необыкновенный ребенок сам выучился читать.

Да, я выучился распознавать слова, придумывая к ним истории. К примеру, слово сус (конь): я представил, будто “у” – это седло, у которого по бокам две переметные сумы. И так, наделив картинками все слова, я их запомнил.

Но еще через две-три недели я подружился и с буквами. Скажем, буква шин (от нее, как сказал папа, произошла русская буква “ш”, похожая на “шин” как две капли воды) напоминала мне вилы, тем более что на иврите вилы – килшон, и буква шин в нем так и выпирает, колет глаза. “Папа” и “мама” очень похожи друг на друга (кстати, и во многих других языках тоже), а в иврите они к тому же оба начинаются с первой буквы алфавита алеф, и если уловить это сходство, то и букву узнаешь сразу…

* * *

Самая-самая первая книжка, которую я помню едва ли не с колыбели, – это рассказ в картинках про огромного, толстого, самодовольного медведя. Ужасный ленивец и соня, медведь этот обожал мед и поглощал его в невероятном количестве. Финал в книге был печальный. На ленивого любителя меда нападает пчелиный рой. Но, будто этого мало, за пристрастие к сладкому он наказан зубной болью. Морда у него на картинке ужасно распухшая и такая несчастная, что мое детское сердце кровью обливалось. Щеку он обвязал белым платком, и узел торчит ровно между ушами. А под картинкой огромными красными буквами выведана мораль:

ОБЪЕДАТЬСЯ МЕДОМ ПЛОХО!