Повесть о любви и тьме

Азам-паша, генеральный секретарь Арабской лиги, угрожал, что “если они и в самом деле осмелятся пусть даже на попытку создать сионистское государство хоть на одной пяди арабской земли, утонут в своей еврейской крови”, а Ближний Восток станет свидетелем ужасов, “по сравнению с которыми побледнеют даже деяния монгольских завоевателей”. Иракский лидер Музарех ал-Баджаджи советовал евреям “собраться и убраться, пока не поздно”, ибо арабы уже поклялись, что после их победы не останется в живых ни одного еврея, кроме тех немногих, что проживали в Палестине до 1917 года. Но и им “будет милостиво позволено найти прибежище под сенью ислама – при условии, что раз и навсегда они прозреют, отвергнут сионистский яд и вновь станут скромной религиозной общиной под покровительством исламских народов, общиной, живущей по законам и обычаям ислама”. “Евреи, – ораторствовал проповедник в большой мечети Яффо, – вообще не народ и не религия, ведь всем известно, что Бог, всемилостивый и милосердный, ненавидит их, поэтому и осудил их на то, чтобы были они прокляты и ненавидимы веки вечные во всех странах. Жестоковыйные, сыны жестоковыйных эти евреи: пророк Мухаммад протянул им руку – а они плюнули в него, Иса протянул им руку – они убили его. Даже пророков собственной презренной религии они побивали камнями. Не зря решили народы Европы избавиться от них раз и навсегда, а теперь Европа злоумышляет спровадить их всех к нам, но арабы не позволят Европе сливать сюда свои сточные воды. Мы мечом выкорчуем эти шайтанские козни – превратить святую землю Палестины в свалку отбросов со всего мира”.

А тот человек из магазина женской одежды тети Греты? Тот добрый араб, что спас меня из ловушки тьмы, человек с кругами под глазами, с коричневым успокаивающим запахом, с портновским сантиметром на шее, с теплой щекой и приятно щекочущей щетиной? Этакий папа Карло, который медленно нес меня в лабиринте вешалок с женской одеждой? Неужели и он тоже? Неужто и он “готовит сейчас свой кривой кинжал, намереваясь зарезать всех нас”? Неужели он прокрадется на улицу Амос во мраке ночи, с длинным кривым ножом в зубах, перережет мне горло, заколет папу с мамой и “утопит всех нас в крови”?

* * *

Еврейский Иерусалим походил на провинциальный городок из рассказов Чехова: перепуганный, растерянный, взвинчивающий себя сплетнями и ложными слухами, беспомощный, тонущий в тревоге.

Двадцатого апреля 1948 года Давид Бен-Гурион после беседы с Давидом Шалтиэлем, командующим еврейскими вооруженными силами в районе Иерусалима, запишет в своем дневнике ответ военного на вопрос, каким тот видит еврейский Иерусалим:

Человеческий фактор в Иерусалиме: 20 % нормальных, 20 % привилегированных (университет и тому подобное), 60 % странных (невежественные, темные провинциалы).

Уж не знаю, улыбался ли Бен-Гурион, записывая это в дневнике, но наш квартал Керем Авраам точно не входил ни в первую категорию, ни во вторую.

В лавке зеленщика Бабаева наша соседка госпожа Лемберг кричала:

– Я им больше не верю! Никому я больше не верю! Все это сплошной подлый заговор!

Ей стала возражать госпожа Розендорф:

– Нельзя, нельзя так говорить. Уж простите меня. Вы уж извините меня, но такие разговоры только сильнее подрывают веру. Что вы себе думаете? Что наши парни пойдут сражаться за вас, рисковать собой, если вы станете обвинять всех в заговоре?

Тут вмешался зеленщик:

– Я арабам не завидую. Есть в Америке такие евреи, которые скоро пришлют нам атомную бомбу.

И моя мама:

– Что-то это лук не ахти. И огурцы тоже.

Но госпожа Лемберг (от которой вечно попахивало вареными яйцами, потом и кисловатым душком мыла) не унималась:

– Все это заговор, говорю вам! Сплошной театр! Комедия! Бен-Гурион втихую уже согласился продать весь Иерусалим муфтию, его арабским шайкам, иорданскому королю Абдалле, а за это англичане с арабами согласятся оставить ему его кибуцы, Нахалал, Тель-Авив со строительной компанией Солель Боне, с этим его профсоюзом. Только это его заботит! А что будет с нами – да пусть всех вырежут, пусть сожгут заживо, плевать им! Иерусалим? Да для них лучше всего, если он провалится в тартарары, чтобы в их стране, которую они так хотят себе устроить, было поменьше религиозных и поменьше интеллигенции!

Тут на нее накинулись уже со всех сторон:

– Что с вами такое?! Госпожа Лемберг! С ума вы сошли, что ли?! Тут же ребенок! Он все понимает!

А все понимающий ребенок тут же принялся излагать услышанное от отца:

– Когда британцы уберутся восвояси, все подпольные организации объединятся и победят врага.

С улицы донесся голос невидимой птицы, обитавшей на гранатовом дереве. Она тоже решила внести свою лепту в дискуссию:

– Ти-да-ди-да-да.

И после раздумчивой паузы:

“Ти-да-ди-да-да!!”

44