Повесть о любви Херея и Каллирои

— Благодарение тебе, владычица, за все ныне происшедшее, — сказала она, — ты уже помирилась со мной. Дай же узреть мне и Сиракузы! Прекрасное лежит между ними и мною море, и жуткие ожидают меня пучины. Но не страшны они мне, если только ты будешь со мной во время моего плавания.

На суда Димитрия ни один египтянин не всходил, не попрощавшись сперва с Хереем и не поцеловав ему его головы и рук: такую всем внушил он к себе любовь. Этим судам[218] позволил Херей выступать в открытое море первыми, и на далекое расстояние по воде слышались приветствия, чередовавшиеся с добрыми пожеланиями.

5

Плыли они, а великий царь, разбивший неприятельские силы, занят был отправкой человека в Египет с поручением прочно наладить тамошние дела, сам же он спешил на Арад к жене. И вот, когда, находясь между Хиосом[219] и Тиром, он совершал благодарственное по случаю победы жертвоприношение Гераклу, получено было им сообщение: «Арад разграблен, пуст и все, что было на нем, увозится египетскими кораблями». Известие о гибели жены, естественно, причинило царю великое горе, а вместе с царем плакали и знатнейшие персы.

С виду о Статире мертвой, но в сердце собственном горе,^[220]

кто о жене своей, кто о сестре, кто о дочери, каждый о ком-нибудь из своих близких.

Неведомо было, в какие же воды неприятель уплыл от Арада.

А на следующий день показались в море египетские суда, шедшие к берегу. Истина осталась скрытой, и люди смотрели на корабли, недоумевая. Особенно загадочным представлялось поднятое на корабле Димитрия царское знамя, поднимают которое только тогда, когда плывет на корабле царь. Оно внушало тревогу, заставляя подозревать, что это плывут враги. Сейчас же побежали докладывать Артаксерксу: «Пожалуй, окажется еще новый какой-нибудь египетский царь». Артаксеркс вскочил с трона и, поспешив к морю, начал подавать знак к началу сражения. Не было у него триер, но все свое сухопутное войско он поставил у гавани готовым к бою. Уже натягивались луки и пущены были бы в ход и копья, если бы Димитрий, поняв происходящее, не доложил о том царице. Статира выступила вперед из шатра и показалась народу, и тотчас же воины, отбросив оружие в сторону, поклонились ей. Царь не выдержал и, еще до того как канаты притянули корабль к пристани, прыгнул первым на его борт, обнял жену и воскликнул, заплакав слезами радости:

— Кто из богов вернул тебя мне, дорогая моя жена? И то и другое кажется невероятным: и утрата царицы, и встреча с ней. Но я покинул тебя на суше, обратно же получаю тебя из моря!

Статира ему ответила:

— Я подарок тебе от Каллирои.

Услышав это имя, царь ощутил как бы новый удар в старую рану, и, взглянув на Артаксата, евнуха, сказал ему:

— Веди меня к Каллирое! Я хочу выразить ей свою благодарность.

— Ты все от меня узнаешь, — объявила царю Статира.

И с этими словами они направились во дворец. Там, всем приказав удалиться, остаться же одному лишь евнуху, Статира рассказала о том, что было на Араде и что произошло на Кипре, и под конец передала царю письмо от Херея. Тысяча чувств наполняли царя, пока он его читал: и сердился он на плененье самых ему дорогих людей, и раскаивался, что послужил причиной, заставившей Херея перебежать к неприятелю[221]… что Каллирои больше ему уже не увидеть. Но сильнее всего говорило в нем чувство зависти. «Херей блаженствует: счастливее он меня», — повторял он себе.

Когда же насытились они вдоволь рассказами, Статира заметила:

— Утешь Дионисия, царь. Ведь об этом просит тебя Каллироя.

Тогда обернувшись к евнуху, Артаксеркс сказал:

— Пусть придет Дионисий.

И, окрыленный надеждами, Дионисий быстро пришел. Ведь о том, что произошло с Хереем, он ровно ничего не знал и, полагая, что вместе с другими женщинами приехала и Каллироя, думал, что царь вызвал его для того, чтобы передать ему его жену в награду за его военную доблесть. Когда вошел Дионисий, царь поведал ему обо всех событиях с самого начала. И именно в это мгновение особенно и выказал Дионисий и ум свой, и свое тонкое воспитание. Ибо какой человек не дрогнул бы, если бы ударила у его ног молния? А Дионисий, услышав слова, бывшие для него тяжелее удара грома, сообщавшие ему о том, что Каллирою увозит в Сиракузы Херей, сохранил тем не менее спокойствие: небезопасным показалось ему предаваться горю, раз была спасена царица.

— Если бы я мог, — сказал Артаксеркс, — я отдал бы тебе, Дионисий, и Каллирою: полностью проявил ты любовь ко мне и свою мне верность. Но так как это для меня невозможно, то я даю тебе в твое управление всю Ионию и вношу тебя в «список первых благодетелей царского дома»[222].

Дионисий поклонился царю и, выразив ему благодарность, поспешил удалиться, чтобы дать волю своим слезам. А когда уходил он, Статира. тайком вручила ему письмо.