Повесть о Шурочке

Сидим мы с Катей на балконе, только позавтракали, вдруг слышим, к заднему крыльцу подъехал экипаж. Кто такой? Утром, необычно. Тетю Наташу вызывают. И на балкон выходит она и какой-то господин с двумя мальчиками. Оба страшно сконфуженные, еле глаза на Катю подняли, Катя взглянула и ахнула, меня сильней к себе прижала. «Катя, ты узнаёшь? – спросила ее мама. – Мальчики и их папа пришли просить прощения за то, что неосмотрительно тебя напугали, столкнув лодку в воду. Они думали, ты знаешь, что лодка привязана… Ну, как? Ты их прощаешь?» Катя смущена не меньше, чем мальчики, молчит. Их папа подтолкнул старшего Кате навстречу, и тот: «Извини, пожалуйста, нас…» – и за ним младший что-то буркнул. Катя вопросительно смотрит на маму. Та ей кивает только глазами.

А тут вбежал Лёша, оторопело остановился на пороге, слушает. И радостно так: «Ну, конечно, прощает. Катя, что же ты?» – «Прощаю», – чуть слышно. А Лёша мальчикам: «Как вас зовут? Пошли, покажу вам мою пожарную машину». Разрядил обстановку, молодец. Ушли. Мама предложила господину сесть, и завязался разговор, конечно, про войну…

Вот видите, помирились быстро. А тут воевать сразу начали, людей убивать, разбойничать… Странно… «Не нам, куклам, судить, – говорит Мяка. – Так уж случилось…»

И стало как-то тревожно в семье нашей. Бабушку уж совсем не видно за газетой в кресле, всё про войну читает: кто наступает, кто отступает. Няня еще дольше молится вечером, видно за Митю, племянника, его на войну забрали. Ну, слава Богу, не убили, только ранили, в деревне отлежался. (Это уже я вперед забегаю.)

У Лёши появились новые солдатики, оловянные. Не такие уютные, деревянные, что с маленькими куклами мирно в поезде ездили, а вооруженные ружьями или около пушек что-то там делают, и конница, А пушки старые, что ядрами стреляли, сменил он на оловянные, тоже современные, а ядра, устаревшие, отдал Кате, та их в крокетные шары превратила для кукол. Мирные они стали, и хорошо. Взрослые волновались за дядю Лёшу, вдруг воевать пошлют. Нет, его назначили лошадей отбирать, сильных, для войны. Бедных лошадок тоже на фронт отправляют.

Видели мы с Катей, когда гуляли (уже в городе), как бедных раненых везли с вокзала в госпиталь на открытых даже извозчичьих колясках. Женщины, да и няня, плакали, их провожая. Словом – всё страшно.

Мы покинуты. Мяка, выручай!

Только в городе, приглядевшись к детям, мы заметили, как они все выросли, повзрослели и поумнели. Ну уж Шура – совсем девушка, Лёша – гимназист, и Катя утром одета в коричневое платье с черным передником.

Вот этого я не ожидала! «Значит, тоже пойдет в гимназию?» – захныкала я. «Ну и хорошо! – успокоил Мяка. – Не уедет в Смольный институт учиться, как – помнишь?.. – маленькая Наташа, ее теперешняя мама. Катя останется с нами. И не хныкай, пожалуйста, если редко будет с тобой возиться. Ей тоже учиться надо».

И утром пустеет дом: все расходятся. Мы, все игрушки, покинуты, потому что и вечером дети заняты: им надо учить уроки, как говорит Мяка. Неужели мало их учат в школе целое утро, а иногда и до самого вечера? А тут еще на рояле играть надо и по-французски с мамой почитать. Плохо нам, куклам. И Миша загрустил, а Тамара (она и на даче, бедная, не побывала) совсем расхныкалась: «Нас все разлюбили, мы никому не нужны, скучно!»

Только Мяка бодрится: «Что мы, сами не можем себя занять? Бросьте вы грустить, смотрите по сторонам! Вокруг нас много интересного происходит. Наблюдайте, а не глазейте без толку! Все интересно, если уметь смотреть и думать! Вот муха прилетела…» – «Ха-ха-ха, – рассмеялся Мишка. – Очень интересно смотреть на муху, мы их много видели, что тут наблюдать?» «А вот знает ли Тамара, сколько у мухи ног? – вскинулся Мяка. – А ну-ка, отвечай, Тамара!» – «Как у всех животных, – начала нерешительно Тамара, – как у Мишки, у Райта, у кота – четыре ноги». «Вот тебе раз! Хорошо ты наблюдаешь. Жаль, что муха улетела. Ты, брат, совсем неграмотная, нельзя такой ненаблюдательной быть!» – рассердился Мяка.

А назойливая муха опять прилетела, села на стол и стала презабавно лапками вытирать себе головку. «Смотрите, смотрите, она голову умывает лапками! – воодушевилась Тамара. Вот теперь-то я сосчитаю у нее лапки. Раз, два, три… Да, три с каждой стороны. Как много! – удивилась она. – Интересно…» А муха пересела на стекло окна. «А как же она не падает?» – удивился на сей раз Миша. Вот это уж и Мяка не знал: «Это только в учебниках написано, и даже про всех насекомых, как букашки называются… Наверно, присоски у них на лапках есть, точно не знаю». И нахмурился Мяка, как всегда, когда чего-нибудь не знал. Вы это, дети, в школе узнаете. Или у взрослых спросите, мы-то не можем…

Вот и оказалось, что даже про мушку можно с интересом говорить. А наверно, и про цветок, что на окне стоит. Уж конечно, и про кота, который на окне греться пришел. И про Райта, что у двери поскуливает и в детскую просится. Про всё-всё, что нас окружает. «Только интерес имей!» – говорит Мяка.