Повесть о Шурочке

На следующий день, в воскресенье, шуму в кухне было еще больше. А утром я обнаружила, что тётя Катя спала в той же комнате, превратив диван в кровать! Значит, – подумала я, – ни спальни, ни столовой, ни гостиной у неё нет! А только одна маленькая комнатка. Странно! «А где же рояль? Где же танцевать?» – возмущалась я. «Я предлагаю рояль повесить на потолок, а танцевать на диване», – продолжал хохотать Мяка. Но я даже обиделась. «Это не смешно, а грустно», – первый раз заявила я резко Мяке. «Прости, ты права», – кротко согласился он.

Вечером тётя Катя стала собираться со мной уезжать. «А как же вы с Мишей? Значит, расстаемся?» – спохватилась я. «Да, на некоторое время, сказал Мяка. – Соберемся опять, не волнуйся. А пока будем наблюдать жизнь: мы здесь, а ты там. А когда встретимся, обсудим». – «Но когда?!» – загрустила я. – «Будут же праздники, когда детям делают подарки: Рождество, Новый год, Пасха вот и подарят нас Насте… Мы и встретимся». Но Мякин голос звучал не очень весело… «Что же делать, – вздохнула я, – мы, куклы, не вольны в поступках, как люди…»

Тем временем тётя Катя немного улучшила мой скромный наряд и положила меня в коробку от обуви, даже прикрепив меня ленточкой к донышку, как это делали с нами, куклами, в марсельской мастерской. Но теперь я не сердилась, как тогда, потому что знала, что я в ласковых руках и еду к новой девочке. Какая-то она? А еще замечательно, что в крышке коробки тётя Катя вырезала аккуратненькое кругленькое окошечко как раз против моего лица и мне всё видно. А Настя сразу увидит, что за подарок получила. Последний привет друзьям… «Обязательно увидимся!» – кричит Мяка.

Поехали. Я смотрю во все глаза: дома выше, чем в Твери, но какие-то ободранные, некоторые с дырами в стенах, но много и красивых, и у всех почти окна без стекол, а то и совсем забиты фанерой. Что такое? А вот, вместо дома – забор, и там в глубине (вижу из автобуса) какие-то развалины и остатки разрушенных стен. Как неприятно! И всё объяснилось.

Рядом едет с нами девочка и спрашивает маму: «Мама, и сюда немцы бомбы бросали? Смотри – еще разбомбленный дом». – «Они всюду бросали». – отвечает ее мама с грустью. «А в наш не попали». – закончила девочка этот краткий разговор, который привел меня в ужас.

Боже мой! Значит, была опять война! И опять с немцами! Но тогда домов так не рушили, в Твери все были целы. Но, правда, говорили, что в деревнях много немцы жгли избы. А что такое бомбы? Ах, Мяки нет, он бы объяснил. Да нет, и он пока не знает, но, конечно, поймет. Буду всё слушать и приглядываться. Надо самой понимать.

От мрачных мыслей отвлекала меня улица с новыми для меня машинами. Вот со страшной быстротой мчится, перегоняя всех, юноша с каской на голове, похожей на горшок; он сидит как бы на велосипеде двухколёсном, но колеса с шинами, и страшно тарахтит, а сзади из машины выбрасывается вонючий дым. Еще с большим грохотом в небе пронеслась громадная металлическая птица, – и как не упадет, такая тяжеленная?! Я поняла: это новый аэроплан и уж совсем не похожий на «бабушкину этажерку»… помните? А едем мы на трамвае, который идет не по рельсам, а сам с вилкой, – значит, электрический. Когда ждали трамвая, увидела ужасно смешную, но и страшную машину, которая размахивала, как человек, руками и загребала снег. Тут уж и ребята вокруг неё собрались. А я всё на дома смотрела разрушенные. Ужас какой! Ведь в них люди погибли, дети! А еще странно, что на крышах целых домов зачем-то висят портреты каких-то мужчин, всё в кепках, и большой портрет военного в орденах с черными усами…

Долго мы ехали. Но вот входим в дом. Парадная грязная. Как у нас в Твери чисто на лестницах! А здесь дворники плохо убирают.

Остановились у одной двери. Сбоку – дощечка. И на ней несколько фамилий написано и против каждой цифры – 1, 2, 3, 4 – у каждой кнопки звонка. Выбрала тётя Катя кнопку, нажала. Ждём. Никто не открывает. У нас в тверской квартире только одна кнопка, и, как нажмут, – сейчас дверь откроется. А тут – молчок! Наконец дверь открывает какой-то мужчина: «Вам кого?» Тетя здоровается и называет фамилию. Тот не поздоровался в ответ на приветствие, а говорит: «Надо в третью кнопку звонить, что, не знаете?» – «Простите, – говорит тётя Катя, – я звонила, няня не слышит, а Настенька не открывает еще дверей». Мужчина повернулся и ушел. Какой невежливый! И свет не зажег в коридоре тёмном. С трудом тётя Катя нащупала кнопку, свет зажегся. Все двери справа и слева ведут в разные комнаты. Ну, думаю, не лучше тётя Шура живет. У тёти Кати тоже чужие, но все добрые и вежливые, а здесь!.. Но вот идет тётенька и ласково: «Здрась-те! А я тут в кухне не слышу звонка, проходите!»

Входим в Шурину квартиру, не квартиру, а комнату. У неё тоже одна, но больше, в два окна и тоже заставлена, даже шкафом перегорожена, и два дивана. Теперь уже знаю, что все ленинградцы (кроме детей) спят на диванах.