Повесть о втором советнике Хамамацу (Хамамацу-тюнагон моногатари). Дворец в Мацура (Мацура-мия моногатари)

Луна наконец-то показалась из-за гребней гор, и Удзитада не сводил с нее глаз до самого захода[468]. Неожиданно он почувствовал знакомый аромат, и сердце его безудержно забилось. Послышался звук закрываемой двери. Он не собирался изливать в жалобах даже часть того, о чем беспрестанно думал. Жизнь столь же кратковременна, как звук удара в колокол. Мысль, что на рассвете им надо расстаться, приводила обоих в отчаяние. Как им хотелось, чтобы ночь никогда не кончалась!

Незнакомка сложила:

— Известно, где та вершина,
На которой лежало
Белое облако.
Но куда оно
С ветром исчезло?[469]

Она едва кончила говорить, как Удзитада ответил ей:

— Где та гора,
На которой спят
Белые облака?
И куда они утром
Исчезают бесследно?

Он был еще более задумчив, чем обычно, и не представлял, чем можно успокоить сердце.

Утром он не мог подняться с постели[470] и сказал, что плохо себя чувствует. Его близкие друзья, постоянно бывавшие у него, услышав об этом, всполошились и пришли его проведать. Им казалось, что они находятся перед водопадом Беззвучный[471], который низвергает влагу, но не издает ни звука. Тревога друзей не утихала. Удзитада хотел одного — лежать и смотреть на огромное небо[472], но тогда от визитов не было бы отбоя. Даже запершись дома, он не мог остаться один, и, сказав, что выздоровел, он отправился во дворец. Одна задругой шли ночи, которые он проводил в одиночестве. На службе он был рассеян и не проявлял усердия даже при изучении классических книг.

2

Прошел двадцатый день, и весь сад перед дворцом покрылся распустившимися пионами. Китайцы любят Пионы и утверждают, что никакие другие цветы с ними несравнимы. Они действительно были так красивы, что, казалось, излучали сияние. Удзитада, сорвав цветок, удалился к себе.

Наступил вечер. Идти юноше никуда не хотелось. Сердечное томление его усиливалось. Небо, на которое он сидя глядел, заволокли тучи, и пошел дождь. Неясно послышалось пение кукушки[473], первое в том году, совершенно такое же, как в родной стороне.

«Внезапный дождь.
На родине уже никто
Не спросит, что со мною стало.
И только ты, кукушка,
Меня не забываешь», —

сложил он.

Дождь перестал. На прояснившемся небе показались звезды. Укрываясь от их блеска, незнакомка проникла в дом. Удзитада услышал, как закрылась дверь. В темноте он не мог видеть даму, но чувствовал привычный аромат, и страсть его от этого только усиливалась.

— На родине никто
Не спросит о тебе,
А под чужими небесами птица,
Не знаю почему,
По-прежнему тебе поет.

До вашего отъезда остается так мало времени, и я не могу избежать прегрешений, множа наши встречи, подобные тяжелым сновидениям. Потом, вспоминая их, я буду страдать, — сказала незнакомка.

Им следовало бы сторониться друг друга, но ведь правильно сказано, что пустая затея — скрывать любовь[474], а их страсть была такова, что, даже возродившись в ином обличье, они не нашли бы успокоения. Удзитада снова и снова жаловался, что она подобна поденке[475].

— Открыв перед вами этой ночью сердце, я не должна скрывать от вас свое имя и исчезать, как утреннее облако. Однако если вы узнаете, какая неразрывная связь существовала между нами еще в предыдущих рождениях, мне будет стыдно, что в нынешней горькой жизни я не смогла избежать заблуждений и отдалась страстям; поэтому-то я и не хочу открывать вам имени. Но другая мысль не дает мне покоя: если я не разрешу ваших сомнений, то понесу наказание за то, что ввела вас в заблуждение. Скоро вы все узнаете, — сказала она прямо

Играя пионом, который Удзитада сорвал днем, она сказала, засмеявшись:

— Этот цветок укажет, где я живу. Но боюсь, как бы, узнав, вы не почувствовали отчуждения.

Смех ее невесело отозвался в его сердце.

Раздался звук колокола, возвещавший о том, что краткая летняя ночь промчалась быстрее, чем пение кукушки[476], и незнакомка исчезла

Все утро Удзитада думал об одном: «Где же я найду этот цветок?» Ему хотелось немедленно отправиться на поиски в неведомые горы, но в тот дня служба начиналась с самого утра, и император несколько раз говорил, что хочет его видеть. Удзитада поспешил во дворец. Окончив обычные дела, император очень любезно беседовал с ним до самого вечера. Было объявлено, какие книги будут читаться на следующий день. Свободного времени оставалось еще меньше, чем обычно, и не было никакой возможности отправиться в горы к облакам, чтобы увидеть желанный цветок[477]. Во дворце толпилось много народу, императрица находилась далеко за опущенными занавесками, и до Удзитада не доносился знакомый аромат.