Повесть о втором советнике Хамамацу (Хамамацу-тюнагон моногатари). Дворец в Мацура (Мацура-мия моногатари)

Так перед Удзитада приоткрылась завеса над его прошлым существованием, о котором он смутно догадывался. Он печально задумался и, до конца не осознавая, кто в облике императрицы-матери находится перед ним, хотел еще раз[494] пройти по прямой дороге, открывающейся во сне, но для нее, все полностью ему открывшей, омрачения нашей горькой жизни[495] стали совсем чужими, и она погрузилась в глубокие размышления о скорби бесконечных миров.

— Время, отпущенное Небесным императором для существования в человеческом мире, ограничено, и не так уж много времени я буду управлять страной, — снова заговорила императрица. — Я знаю, что не пройдет и сорока лет, как я вернусь на небо, и совсем не надо будет сожалеть, покидая землю. Но в последний час расставаться с полученным на время телом будет тяжело, и рядом не будет никого, кто бы проникся моей тоской. Хотя получить разрешение будет трудно, не приедете ли вы в момент моей кончины еще раз в Китай?

По чистому небу скользя,
Льет на землю
Сиянье луна.
Последуй за ней до хребта
За который она садится

Человеку не дано упорно думать о разлуке; так уж устроено, что даже глубокая печаль проходит. Императрица продолжала, утирая градом лившиеся слезы:

— Находясь во дворце небожителей, мы обменялись крепкими клятвами, которые связали нас на многие века; поэтому и в этом мире наше существование будет долгим. Разве не говорят: «Даже несравненный исполнитель на цине должен оставаться в низком мире»? Избежать судьбы невозможно, наша встреча — не легкомысленное заблуждение сердца. Я хочу ясно объяснить вам этот древний закон. Мне было известно истинное положение вещей, и я вам его открыла; вы теперь знаете, что наша любовь, когда я исчезала подобно утреннему облаку, за что вы осыпали меня упреками, не была подобному сну заблуждением, о котором вам надо было бы тосковать.

Никак нельзя было проверить, что такая красота действительно принадлежит существу нашего мира. Занавесь была приподнята. Очарование сияющего в лучах луны лица было невозможно выразить словами. Потому ли, что в Китае было принято говорить прямо, она, гордясь своей красотой, сказала

— Если влюбленным дано
Часто встречаться,
Гаснет любовь.
Но чтобы, расставшись,
Меня не забыть...

Когда вспомните меня, посмотрите в это зеркало.

Она вручила ему небольшую шкатулку.

— Сейчас слов моих
Тебе не понять,
Но непременно
В зеркале этом
Мой облик увидишь[496]

.

Если оно попадется на глаза той, которая меня знает[497], мне будет стыдно. Впрочем, она не так прозорлива, чтобы понять, каковы были наши отношения. Не говорите ей, что встречались со мной, — сказала она.

Удзитада закрыл лицо рукавом, а императрица выскользнула в задние помещения. Какие чувства он испытывал? Он удалился, готовый разрыдаться в голос. Во дворце находились придворные, и юноша не мог произнести ни одного слова. Жизнь казалась ему так тяжела, что он думал: «Лучше бы сейчас умереть!» О чем ему было беспокоиться? Избегая людских взглядов, Удзитада покинул дворец. Его настроение выразить невозможно.

Дома его ожидало множество молодых людей, пришедших с вином, редкими закусками и каждый со своим особым подарком, оплакивать любовь было не место[498]. Пировали до самого рассвета, но Удзитада в душе думал только об императрице-матери. Он спрашивал себя: «Неужели наша любовь так и вот и кончилась?», и других мыслей у него в голове не было. Чем больше он думал, тем больше теснили его грудь чувства. Она представлялась то утренним облаком, то вечерним туманом, старалась, чтобы он не догадался, кто она, и не было между ними таких клятв, чтобы он хоть немного мог проникнуть в тайну, — когда он вспоминал об этом, ему отчего-то становилось страшно. Душа его больше не стремилась в поля и горы, он хотел только видеть, хотя бы издали, императрицу-мать, и ранним утром устремился во дворец. Он глядел на занавесь, через которую можно было неясно различить ее фигуру, и душу его переполняли печальные мысли.

Императрица-мать удалилась в задние помещения и в тот день не явилась на чтение классических книг. И во дворце, и в частных домах все были заняты отъездом Удзитада, и даже неблизкие ему люди волновались по этому поводу. Он же был занят только своими чувствами и напрасно в задумчивости смотрел на небо. Когда на небе показывалась яркая луна, к нему приходило много народу, но среди них не было той, кого он ждал. Он нехотя пил с гостями вино, и перед ним больше не открывалась дорога.

К нему то и дело являлись императорские посланцы и приносили от государыни великолепные подарки, сопровождаемые любезными письмами. Она позаботилась обо всем, вплоть до различных лекарств, но он бы все это отдал за одно свидание наяву, в полной тьме[499], столь же краткое, как существование поденки.