Повесть об Андаманах

Приблизительно в то же время один из политических заключенных, Инду Бхушан Рой, покончил жизнь самоубийством — повесился в своей камере. Инду Бхушан Рой был осужден по так называемому маниктальскому делу. Оно было названо так потому, что некоторые осужденные были арестованы в одном из домов Маникталы, но по сути своей оно часть алипорского дела. Саваркар сообщал обстоятельства, при которых Инду Бхушан Рой был вынужден покончить с собой:

«Инду Бхушан Рой — один из тех, кого направили на работу за пределами тюрьмы. Вскоре он понял, что эта работа еще тяжелее и унизительнее, чем в самой тюрьме… Инду Бхушану все это так опротивело, что он самовольно вернулся в тюрьму. На него надели ручные и ножные кандалы и отвели на прежнее место работы, но он отказался работать в поселке и понес наказание за свое упорство… Ему надоела жизнь. Каждый вечер я видел, как Инду Бхушан возвращался с работы смертельно усталый, с лицом, покрытым испариной, с ног до головы засыпанный кокосовой пылью, с ношей около 30 фунтов на голове, с мешком кокосовых волокон на плечах. Однажды утром, когда наши камеры отпирали на день и мы выходили на работу, к нам подошел один надзиратель и, попросив не разглашать его имени, сказал, что Инду прошлой ночью повесился».

Разумеется, в официальной версии говорилось, что он совершил самоубийство в приступе безумия из-за того, что с кем-то поссорился.

История еще одного политического заключенного — Уласкара Датта — также наделала много шума. Несчастный потерял рассудок из-за жестокого обращения. Однажды он отказался выполнить тяжелую работу, и за это его заковали в ручные кандалы и семь дней не разрешали ни присесть, ни прилечь. По его словам, все это время его подвергали пыткам. Саваркар писал, что Уласкар Датт, находясь в полубессознательном состоянии, отчетливо почувствовал, как тюремный врач подключил к его телу электрическую батарею. Не в силах вынести боль, пронзавшую его измученное тело, когда казалось, что каждый нерв, каждая жилка, каждый мускул раздираются на части, он дико закричал и неожиданно впал в беспамятство, в котором пребывал три дня и три ночи.

Его объявили сумасшедшим и поместили в дом для умалишенных на 12 лет. Затем его перевели в сумасшедший дом в Мадрасе, который он покинул лишь тогда, когда истек срок его заключения. Датта судили по делу о маниктальском (алипорском) заговоре.

Затем произошло невероятное — двое заключенных объявили голодовку. Это была первая известная не только на Андаманах, но, возможно, и на всем Индийском субконтиненте подобная забастовка. Главный комиссар X. А. Браунинг докладывал министру внутренних дел Индии У. X. Уилеру о том, что два подстрекателя (заключенные Ладха Рам и Нони Гопал Мукерджи), упорно отказывавшиеся принимать какую-либо пищу, в настоящее время два раза в день подвергаются в тюрьме насильственному кормлению через зонд. Кроме того, эти заключенные за категорический отказ исполнять какую бы то ни было работу подвергнуты строгому одиночному заключению с изъятием всех принадлежащих им вещей.

Ладха Рам был одним из редакторов «Свараджья», Нони Гопал Мукерджи осудили за то, что он бросил бомбу в машину высокопоставленного полицейского чиновника. Тогда ему было всего 16 лет, и тюремные власти не имели права использовать подростка на каторжных работах. Однако его послали работать на прессе для выжимания масла. Горячий, вспыльчивый юноша наотрез отказался подчиниться, и тут на него обрушились все силы ада. Саваркар писал, что мальчика страшно мучили, заставляли стоять с кандалами на руках. Когда Гопалу дали одежду из джутовой мешковины, он вообще отказался от нее. Юношу заковали в цепи и посадили в одиночную камеру. Однажды тюремщики несли его совершенно голого в тюремную умывальню, чтобы помыть. Они бросили его на пол и стали тереть сухой рогожей из кокосового волокна. Вскоре на теле юноши выступила кровь. Нони Гопал Мукерджи голодал 72 дня. Забастовки солидарности с Мукерджи следовали одна за другой до тех пор, пока почти все политические заключенные не отказались работать.