Повести л-ских писателей

Наконец, говоря о моих эмоциях, нельзя не упомянуть и то чувство глубокой симпатии, чтобы не сказать привязанности, которое вызывает у меня Старицький. Порой это чувство доходит до умиления – например, когда Старицький, радуясь как ребёнок, неизвестно в какой уже раз изучает свой украинский паспорт или рассматривает в зеркале свои зубные импланты. Даже моё желание его распекать, видимо, связано с этой симпатией. У меня нет сомнения, что моё расположение к Старицькому – это прежде всего расположение к личности Вернадского, обусловленное тем, что я уже пятнадцать лет занимаюсь его интеллектуальным наследием.

Откуда взялся Старицький? В Клубе любителей л-ских писателей, насколько я понимаю, сложилось мнение, что Старицького, а также Гревс и Домонтович создала иная цивилизация, в некой скрытой форме присутствующая на Земле, – та же цивилизация, которая распространяет «Повести л-ских писателей» и устраивает так называемые наводки. Я, скажу прямо, не в восторге от этого объяснения, но никакой альтернативной гипотезы, не выходящей за рамки естественно-научной картины мира, предложить пока не могу.

«Инопланетная» гипотеза не нравится мне вовсе не тем, что ссылки на пришельцев – это почти всегда эпистемологический deus ex machina, наукообразная версия божественного вмешательства. Степень невероятности происходящих событий такова, что нам, скорее всего, требуются маловероятные объяснения.

Я не испытываю энтузиазма по поводу внеземного происхождения «творчества л-ских писателей» прежде всего потому, что действия этой гипотетической цивилизации вызывают у меня оторопь. Если мы допускаем её существование, мы, на мой взгляд, вынуждены признать, что она либо исповедует кардинально иную этику, либо считает, что земляне находятся вне «зоны действия» этики (подобно тому как многие земляне считают, что вне этики находятся все или почти все животные). Вкупе с очевидным техническим могуществом «л-ских писателей» такая возможность, откровенно говоря, вызывает у меня ужас.

Относительно этики л-ских писателей см. также «Кассеты Виты Яновской».

Записка Лиисы Гревс

Решение зафиксировать и разослать любителям л-ских писателей всё, что уже известно, было одобрено на заседании фан-клуба ПЛП 3 августа. Тогда же Liisa Grevs («Дьяконова») пообещала, что напишет для летописи «автобиографическую записку». С тех пор она приносила с Vyökatu пять разных вариантов записки. Начиная со второй редакции, мы перестали их набирать и распечатывать, пока Гревс не определится.

Этот вариант, шестой и последний по счёту, Гревс написала от руки прямо в квартире Александры Домонтович вечером 15 августа, после того как мы сделали русскоязычную версию отчёта Лайтинен.

Текст приводится без сокращений, но с незначительными правками и везде в современной орфографии. Гревс пишет без твёрдого знака (кроме разделительного), фиты и – аго, но продолжает использовать «и десятеричное» и ять, поскольку «без них некрасиво» и потому что «слишком уж много слёз пролито, чтобы выучиться их правильно ставить».

Редактуру выполнила Алина Закирова. Блокнот с оригиналом записки хранится на Hämeentie, 35.

Откуда я взялась? Кто я? Зачем помню то, чего нельзя помнить?

В моей памяти нет разрыва, нет шва, явно разделяющего две части жизни. В одном воспоминании я затопляю печь в своей комнате на третьем этаже парижского пансиона, я сажусь за стол и тушу лампу, при свете которой только что писала. Укладываю голову на руки, надеясь полчаса вздремнуть, чтобы потом не клевать носом, дожидаясь новогодней полночи.

А вот следующее воспоминание. Я только что проснулась в широкой удобной постели. На мне нет никакого платья, я лежу нагая, прикрывшись одной простынёй. Комната словно раздалась во все стороны и побелела. В ней очень тепло и сухо. Голова кажется необычайно лёгкой, потому что мои волосы коротко острижены. За окном вместо серенького парижского вечера – чистейшая утренняя лазурь над бордовыми крышами из жести.