Ни верность собственному «я», ни ожидания моего окружения не принуждают меня беречь в себе Елизавету Дьяконову. Я,
Мои создатели, кем бы они ни были, очевидно, имели некий замысел. Столь же очевидно, что моё физическое и психическое сходство с Дьяконовой играло важную роль в их замысле. Им хотелось не только создать с нуля молодую финскую женщину; по какой-то причине им важно было, чтобы женщина эта увидела Финляндию и мир начала XXI века глазами давно умершей русской. Кажется, что у л-ских писателей вовсе нет ничего случайного. Моя официальная дата рождения приходится на сотую годовщину первой поездки Дьяконовой в Гельсингфорс. Моя фамилия тоже перст указующий. Она как будто говорит: «Вот она – та грань личности Дьяконовой, тот момент её жизни, на который тебе следует обратить внимание». А как рад был Владимир Иванович [Старицкий] узнать, что я Гревс, и услышать воспоминания Дьяконовой об Иване Михайловиче! По-видимому, даже эта радость была зачем-то предусмотрена, заготовлена ими.
Мне, как и всем нам, страшно хочется узнать, кто такие л-ские писатели, с какой они звезды и какие научные знания и нравственные правила находятся в основе их действий. Их замыслы относительно меня также возбуждают во мне отстранённое любопытство – но не более. Л-ские писатели не получали у меня согласия на моё создание этим летом – точно так же, как законы природы и человеческой причинности не получали согласия Елизаветы Дьяконовой на рождение её в Нерехте полтора века тому назад. Моё будущее сокрыто от меня в такой же степени, в какой было оно сокрыто от Дьяконовой. Подобно ей, подобно всякому человеку, я очутилась в этом мире не по своей воле и на неведомый мне срок, и я намерена делать то, что могу, с тем, что у меня есть.
А ведь у меня есть так много! Начать хотя бы с моей квартиры на
Или взять мои языки: до чего хорошо знать не только французский с немецким, но также финский и английский! Даже воспоминания о том, каким гортанным, шелестящим, непроницаемым казался Дьяконовой звук английского языка, вызывают во мне неизъяснимое горькое наслаждение. Когда я слушаю звуковую книгу на английском или болтаю по-фински с пожилой соседкой, которая свято уверена, что видела мой въезд в квартиру в конце июня, я порою так и улыбаюсь от счастья.
А вся эта страна? Когда вижу в каком-нибудь экране председательницу финского правительства или её товарок, мне хочется протянуть руки сквозь стекло, чтобы задушить каждую из них в объятиях и залить слезами радости их прекрасную неброскую одежду.
Мне рассказывают, что и здесь по-прежнему кипят житейские дрязги, есть несправедливость и нравственная мерзость. Кроме того, я вижу, как ещё много большого страданья и зла в мире за пределами Финляндии, и я надеюсь, что внесу когда-нибудь свой крошечный вклад в улучшение мира. Но пока я лишь осваиваюсь в этом веке и пока на планете из-за пандемии закрыты границы, мне хочется просто жить здесь и дышать полной грудью. Каждый день я радуюсь всему подряд: моим крепким белым зубам, удобной одежде, средствам гигиены, опрятным электрическим трамваям, красивым людям на улицах, по которым видно, что они всю жизнь едят досыта и могут бесплатно пойти к любому врачу, бесплатно записаться на курсы любого университета.