Повести наших дней

На дворе Меловановых появились люди. Появились они и за двором.

Катя мне поясняет, не отрывая взгляда от окна:

— За двором — это те, что от самого сладкого меда откажутся — им нужна оказия, чтобы поглядеть и посудачить потом… А эти, что во дворе топчутся, около саней, — союзники Мелованова. Надеются, что он им оттуда, куда едет, гостинцев привезет…

Я тоже не отрываюсь от окна.

— Катя, а там есть Сашка Гундяев, Маришка Ивлева?

— Михаил Захарович, да откуда вы знаете этих прихлебателей? — удивляясь, смеется Катя.

— Вчера кое-что о них слышал от Авдотьи Петровны.

— Ну так любуйтесь на вашего знакомого, на Сашку Гундяева, — это он прихорашивает морду меловановской лошади. А Маришка Ивлева сейчас в сани что-то укладывает…

Но Маришки Ивлевой я не успел разглядеть — наскочила метель и дымной широкой струей закрыла подворье Меловановых. А когда прояснилось, провожавшие стояли с обнаженными головами, а сам Мелованов сидел уже на козлах саней, готовый натянуть вожжи.

Катя испуганно всплеснула руками:

— Батюшки-светы! Так они ж сию минуту тронутся! А где же товарищ Буркин? Где Аким?.. Побегу, под лошадь упаду, но не пущу, пока не придет товарищ Буркин!

Я наспех оделся и побежал вслед за Катей. Меня подгоняла мысль: «А ведь она и в самом деле может лечь, чтобы отрезать путь саням!»

Катя не легла под сани — она ухватилась за повод. Лошадь вскинула голову, и легкая Катя оторвалась от заметенной снегом земли.

— Не дам ходу саням! Не дам, пока не придет Буркин!

— Катерина Семеновна, Буркин уже на месте! — обгоняя меня, отозвался сам Буркин.

Мелованов раз-другой стеганул лошадь кнутом. Она выше вскинула голову. Катя, не удержав повода, благополучно приземлилась. Это развеселило тех, кто пришел на «оказию» посмотреть.

— Тетка Катерина, хорошо, что ты вовремя оторвалась от узды, а то бы могла за облака улететь! — высказался подросток.

— По такой погоде она домой не вернулась бы… Заблудилась бы…

Буркин обратился к бывшему тут же учителю:

— Иван Николаевич, а ведь это твои высказываются?

— Мои.

— Веди их в школу на занятия. Им лучше тебя послушать, чем мой разговор с Василием Калиновичем.

— И то правда… — И застеснявшийся учитель с ватажкой учеников, подгоняемые метельным ветром, быстро скрылись с глаз.

Буркин подошел к саням:

— Василий Калинович, по такой озверелой погоде куда ты собрался уезжать?

— Подальше от Буркина и от его затей!

— От Буркина ты можешь уехать через день, через два… Уехать по хорошей погоде.

— А еще что ты мне подскажешь? — спросил Мелованов, сощурясь.

— Да ведь нездоров ты! Вон как пожелтел! И голову неспроста перевязал!

— А ты вон красно-рыжий от самого рождения! И никто тебе об этом не говорит!.. Не болтай и ты мне такого… С дороги!

— Аким, подскажи, как мне с ним? — обратился Буркин к Акиму Ивановичу, стоявшему в стороне.

— Ну уж избавь! Я пробовал склонить его в разумную сторону, да чуть сам не одурел! Пришел домой, чую — в голове горит, в печенке — тоже пожар. Повалился на кровать и десять часов спал как убитый!

Из-за наскочившей метели не видно, кто, смеясь, высказывает сочувствие Акиму Ивановичу. Но Сашку Гундяева на этот раз метельной волной не накрыло. Он не смеется. На рано забородатевшем худощавом лице его колючая тоска. Он подпирает сани сзади и кричит:

— Будя вам скалить зубы! Человек устремленный в путь! Ослобоните ему дорогу!

Сашку Гундяева громко поддерживает Маришка Ивлева:

— Человек едет на поиски счастья! Дорогу!

Буркин за рукав тянет Катю в сторону. Он, видимо, решил не тратить попусту слов на уговоры Мелованова.

— Но! — сердито дергает за вожжи Мелованов.

— С богом! Счастливой дороги! — слышны голоса Маришки Ивлевой и Сашки Гундяева.

Сани сдвинулись с места и, накреняясь вправо и влево, перевалились через небольшой сугроб. И тут впервые из саней подала голос Авдотья Петровна:

— Катя, как же я буду без тебя? Как же я буду?.. Не забывай моих наказов, Катя! — Закутанная в теплый платок, Авдотья Петровна то запрокидывалась на спинку саней, то падала головой в колени.

Я видел, как маленькие руки Кати, провожавшей глазами Авдотью Петровну, сжимались в кулачки и разжимались. Лицо ее и взгляд заострились и медленно двигались вслед за санями.

— Так он же ее везет на погибель! Сашке Гундяеву и Маришке Ивлевой — им все равно! А нам — нет, не все равно! — И она побежала за санями, потянув за собой несопротивляющегося Буркина.

Дальше мы видели, как они цеплялись за сани, но никак не могли их остановить. Любознательные побежали следом. Скоро косой удар метели захлестнул не только сани, Буркина и Катю, но и кинувшихся вдогонку.

Шли минуты, метель на дороге ничуть не стихала, а тут, где мы остались, было светло и тихо.

— Михаил Захарович, пошли чай пить.

— Аким Иванович, но они же должны вывернуться из непогоды… Все вместе и попьем чаю…

Приступ озорного смеха завладел Зубковым. Сквозь смех я слышал его слова:

— Конечно, они вывернутся… И без нас с вами не найдут дома… Михаил Захарович, не чудите — колхозное дело не завалится из-за того, что Мелованов сбежал!