Повести наших дней

А дальше из ее рассказа мы узнали, что Мелованову, мужу ее, стало известно, что Зоя скрывается в хуторе Терновом, у тетки Мавры, у родной сестры Авдотьи Петровны. Это его взбесило. Из конюшни он принес кнут, потряс им перед носом жены и сказал, что этим оружием он пригонит Зойку из Тернового. А вечером сел за стол и до полуночи что-то записывал в тетрадь. Потом рвал записанное на мелкие кусочки и эти кусочки совал в карман. Последний исписанный листок он положил в пальто, что с котиковым воротником. И по тому, что именно в карман этого пальто положил он исписанный листок, Авдотья Петровна поняла, что муж написал письмо сыну. Письма сыну он всегда носит сам на почту в Терновой. Отнесет на почту письмо, найдет Зойку и пригонит ее в Затишный.

— Нет, сказала я себе, твои планы я поломаю. И с утра кинулась к Кате. Христом-богом стала просить ее опередить муженька и увести Зойку от Мавры к кому-нибудь из своих знакомых. Ты уж, Акимушка, не гневайся, что без твоего согласия мы с Катей все сделали. Не захотели будить тебя…

— Зою нельзя не пожалеть. Правильно сделали, — заметил Аким Иванович.

Авдотья Петровна скупо усмехнулась:

— Я еще что-то принесла. Если муж кинется, узнает — кровопролитная война у нас с ним начнется. — И она достала из кармана фартука исписанный мелким почерком листок. — Это же его письмо сыну. Уж очень захотелось узнать, о чем он пишет Косте именно в эту пору. Осмелела и украла, чтобы тут прочитать… — И она подала письмо Акиму Ивановичу.

— А это и в самом деле любопытно, — согласился Аким Иванович и стал читать вслух.

Наше внимание остановили такие строчки:

«Константин, про нашу житуху ничего нового не напишу. Да и нечего про нее писать. Живем от понедельника до вторника, а потом и до среды. Дышим, пока не померли. Так что живи и ты там себе на доброе здоровье. Больше привыкнешь к тамошним порядкам — меньше будешь скучать по дому».

Аким Иванович сказал:

— Василий Калинович петли делает, что заяц на снегу. А ведь не надо быть лисой, чтоб понять — никак не хочет он, чтобы Константин вернулся в родные края.

Я спросил:

— А где же он, Константин?

— В двадцатом году с белыми казаками отступил за море. Последние три года живет в Болгарии.

Авдотья Петровна уточнила ответ Акима Ивановича:

— Костя работает на кирпичном заводе. Каждый раз прописывает: сильно скучаю по дому, по родным местам… Душа у него изболелась на чужбине, а папашка вилюжит в письмах, тумана напускает… Только я вот что вам скажу: Костя все равно приедет. Мы с Зойкой написали ему письмо совсем по-другому. Написали, чтоб не верил отцовским письмам. Хоть ты и был в белых, но тут кругом люди, и они поймут, что к чему приложить…

Наступило молчаливое раздумье. Оно было коротким. Его нарушил Аким Иванович:

— Я, Авдотья Петровна, еще по весне встретил в станице учителя Филиппа Николаевича Полозова. Он ведь с Константином служил в одном полку. Попали в Турцию, а там бежали из полка. Все время были вместе, и в Болгарии работали на одном заводе. Полгода назад Полозов вернулся из тех краев и теперь учительствует… Ну, я, конечное дело, спросил у него про Константина, и он мне сразу: «О Константине Мелованове, говорит, могу сказать только хорошее. Он, говорит, и в полку был человеком, и там, на чужбине, остался человеком. Недаром же в стачках его единогласно в комитет избирали и болгарские рабочие и наши…» Так что, Авдотья Петровна, я бы тоже написал Константину, как вы с Зоей написали: тут кругом люди, и они поймут, что и к чему надо приложить.

И здесь Авдотья Петровна стала прикладывать к глазам платок.

— Вот чует мое сердце, что Костя скоро вернется домой, — отсыревшим голосом говорила она. — Ему бы надо поспеть нынче-завтра. А то вернется, когда на нашем подворье будет пустыня…

За слезами матери, истосковавшейся по сыну, которого она давно ждет из далеких краев, пришла радость. Не пришла, а прямо влетела на легких крыльях. Это была Катя, Ни слова не говоря, она от порога закружилась в пляске под песню, слова которой заменила на другие:

— Ах ты, Зоенька!
Ах моя ты умница!
Не забудь про Катерину —
Она ж верная тебе заступница!..

Нам всем было ясно, что там, на хуторе Терновом, Катя сумела так надежно спрятать Зою Мелованову, что отцу теперь уже ни за что не найти ее… Подошвы маленьких сапог Кати о чем-то шептались с полом, а широкая юбка то распускала все свои складки, становясь легкой цветистой каруселью, то медленно падала, накрывая быстро сверкающие голенища сапог.

— Ну да будет тебе, Катя… Ну будет… Ты лучше расскажи.

Говоря эти слова, Аким Иванович весело оборачивался то в сторону Авдотьи Петровны, то в мою сторону. И нам обоим было понятно, что он вовсе не против того, чтобы Катя продолжала танцевать.