Повести о Бочелене и Корбале Броче. Часть вторая

- Момент, - прохрипел Стек Маринд таким голосом, будто прогрызал каменную стену зубами и ногтями. - Вижу, наш мастер Амбертрошин охвачен беспокойством. Грызет чубук, бросает вокруг горящие взоры. - Он пошевелил арбалет, поместив его на здоровую, не пробитую недавно болтом ногу. - Ну, сир, что вас так беспокоит?

Мастер Амбертрошин не нашелся с ответом. Он вынул изо рта трубку, глядя на изгрызенный наконечник, заглянул в чашу, вытащил из кармана кисет, из того немного жилистого ржавого листа, покатал между пальцами, прежде чем забить в черное отверстие. Яростно затянулся пять или шесть раз, окутав запавшие щеки густым дымом. Обронив наконец: - Похоже, я болен.

- Ордиг прокис под конец, да? - предположил Браг Фластырь и захохотал как гиена в логовище, потирая сальные руки.

Стек Маринд хмыкнул и похромал прочь, бросив через плечо: - Как-то подозрительно. До странности. Дьявольская хитрость ума и ужасающая дерзость, да, отдам должное. Мне нужно подумать. - Тут он пропал в темноте.

Тулгорд Мудрый наморщил лоб. - Расслабление мозгов. Вот что бывает, если жить в лесу, среди кротов и короедов. Что ж, Бликер, тебе выпадает вся тяжесть рассказа, вся весомость нашей госпожи. Плети дальше, про рыцарей.

- Всего их пять, - отозвался я. - Одного можно счесть старшим по добродетельности, мастерству и опыту. Они поклялись уничтожать преступность, коя в данном случае состоит в неподобающем поведении. Точнее, в поведении, потрясающем самые основы цивилизации...

- Именно! - крикнул Арпо Снисходительный и ударил кулаком в ладонь (неудачный жест, ведь перчатки его были усеяны тыльными шипами, а кожа на ладонях - тонкая и мягкая). Глаза широко раскрылись от боли.

- Как нежна эта ночь, - прокомментировал Апто Канавалиан.

Разумеется, Арпо не мог себе позволить даже стона агонии. Он сидел, весь скривившись, стиснув челюсти, из глаз текла влага.

- Как всем известно, - продолжал я, - цивилизация является сердцем всех благ. Богатства избранным, привилегии богатым, щедрый выбор привилегированным. Для всех прочих - обещание еды и крова за тяжкую работу. И так далее. Следовательно, угроза ее существованию есть самое тяжкое предательство, ибо без цивилизации наступит варварство. Что же такое варварство? Абсурдная иллюзия равенства, щедрый дележ богатств, селения, в которых не скрыть от соседей ваши дурные стороны. Короче говоря, состояние демоническое и хаотическое на вкус любого хранителя цивилизации, усердного защитника богатств (чаще своих, нежели чужих). Тот, кто надменно презирает цивилизацию - а чего еще можем мы ожидать от двух безумных колдунов? - тот выставляет себя объектом негодования и особо рьяного преследования.

И вот мы видим двух бравых рыцарей, полных усердия и единогласно поклявшихся уничтожать угрозы обществу, невзирая на титулы и привилегии. Может ли быть рвение более бескорыстное?

Пурса Эрундино, видел я краем глаза, улыбалась, тогда как Тулгорд и Арпо торжественно кивали. Арпо успел уже оправиться от последствий мелодраматического жеста. Апто Канавалиан криво ухмылялся. Бреш Фластырь зевал, как и тройственная свита Ниффи Гама, а вот сам их безупречный кумир подкручивал локон (одно из привычных ему занятий, как бы создающее вид глубокомыслия), в тоже время пытаясь броситься в глаза, привлечь внимание Щепоти. Остальные Певуны уже спали.

Кстати, должен сказать: встречаются в жизни мужчины, вполне зрелые, но путающие виды ухаживаний, что подобают разным полам. Я о том, что подкручивают локоны обычно женщины, до ужаса привлекательные пустотой ума, высотой морали и подолов, а в глаза бросаются бестолковые летучие мыши. Увы, Ниффи Гам слишком часто видел подобное поведение слабого пола и счел его естественным языком флирта; и ах, в ответ он обычно получал лишь ухмылки (вот и Щепоть щерилась, ибо была достойной женщиной, не склонной усыновлять взрослых мужчин).

- Теперь скажу о пилигримах, - продолжил я, - без излишних сложностей: те, что желают попасться на глаза богу, подобны пустым сосудам, мнят себя незавершенными без содержимого и верят, что заполнить их способна лишь благословенно чужая рука.

- Всего лишь? Неужели? - спросил мастер Маст Амбертрошин, похоже, оправившийся от кратковременного недомогания.

Мой жест выразил смирение. - Кто я такой, чтобы знать истину? Даже мне виден соблазн неумеренной веры, жар радостного служения неведомому, но безгранично высокомерному делу.

- Высокомерному?

- Всякий способен заполнить тишину возгласами, славный возчик, - отвечал я спокойно. - Кто может изобретать лучше, чем род людской?

- А, понимаю. Вы намекаете, что религиозные убеждения на деле состоят из тщательно выработанных иллюзий, что слышащие речи богов сами сказали богам, что говорить, сами их придумали.