Повести. Рассказы

— Вы правы, — ответил Максимов, — но как вам сказать… Ваши требования — это программа-максимум, к которой мы стремимся. А сейчас у нас первостатейная задача — как можно быстрее дать в засушливые степи воду. Возможно, мы перехватим, выражаясь вашими словами, какую-то сумму у наших детей. Но нет у нас сейчас в достаточном количестве труб, арматуры, не разработаны автоматические системы и не испытаны в наших специфических условиях, не хватает пленки… Постепенно мы одолеем все это. Обязательно одолеем. И мои заверения — не просто слова. Нет. Это требование времени, это научный и технический расчет завтрашнего дня. К слову сказать, вот с этого пикета, где мы с вами стоим, будем укладывать в магистральный канал пленку. Уже сейчас мы не только проектируем, но и строим закрытые системы полива. Вы же сами их строите у Давыдова. Вот так, Георгий Федорович. Хотя в ваших словах много истины.

— Побыстрее бы, побыстрее бы нам разворачиваться, — вздохнув, сказал Георгий Федорович, — хочется и мне прикоснуться к завтрашнему дню, а то ведь и старость не за горами.

— Какая старость! На таких, как вы, история еще поездит. Поработаете вы еще на нее!

14

Девчонка в белом накрахмаленном чепце и в такой же куртке выпрыгнула из фургона, прибежавшего по проселку из Круглолесского, и весело, заливисто пропела:

— Обе-е-е-ед! Обе-е-ед!

Рыбаки говорят: «У самого искусного повара бывает все-таки не уха, а рыбный суп. Уха — это обязательно, чтобы был берег, шум волны, костер и комарики».

Мне предстояло пообедать с землекопами двадцатого века у них на таборе.

Впереди высился во всем своем величии Эльбрус. Обычно он бывает виден в этих местах рано утром, пока не разыгралось солнце, или вечером, когда оно уже потухло. Сегодня Эльбрус не сгорел, не расплавился в солнечных лучах. И так четко был виден, словно стоял совсем рядом с нами, а не за сто пятьдесят километров.

— Сейчас вы увидите нашу старую гвардию, — сказал мне Бормотов, — оба эти слова надо бы писать с большой буквы, потому что наша гвардия самая мирная и самая благородная.

Девчонка наливала в алюминиевые миски жирный борщ, отменно заправленный ярым томатом, накладывала рагу, выдавала по бутылке молока каждому, по ломтю солнечно-белого хлеба.

Строители обедали кто где: в вагончике за полированными столиками, на улице на прошлогодней сухой траве, кинув под себя телогрейку, или на столике, врытом в землю на краю обрыва.

Мы с Георгием Федоровичем сидели в стороне, пристроившись с мисками на пустых бочках, и с аппетитом обедали.

— Нарбут, Нарбут Василий Иосифович разворачивает свой БелАЗ. Посмотрите, есть чем полюбоваться… Он работал на строительстве Невинномысского канала почти сорок лет назад. С тех пор с мелиорацией не расстается… Было время, когда он на линейке возил начальника участка…

С необыкновенной прыткостью для двадцатишеститонной машины самосвал развернулся и стал в ряд с другими такими же громадинами. Дрогнул, прихваченный тормозами, как разгоряченный конь, которого сильный всадник останавливает на бегу. Жалобно взревел двигатель и затих, словно обиделся, что его заглушили.

Спрыгнул с машины Нарбут, и мне показалось, немного дрогнула земля — таким большим был этот человек. Спрыгнул он, крякнул и стал осматривать грузовик. Шел вокруг него и сапогом, наверно, сорок шестого размера, пробовал скаты. Обошел, окинул взглядом табор и улыбнулся. Поднял руку: мол, здорово, ребята! Поздоровался и вошел в вагончик, с трудом протиснувшись в дверь.