Повести. Рассказы

— Чего ж странного?.. А-а, дескать, Бормотов сам себя бьет? Бью. Делать нечего. Сами понимаете, кроме того, что я начальник колонны, я еще и коммунист. Знаете, деньги, план, отчетность, хозяйский расчет — вещи серьезные, но целиком себя отдавать только им иногда может быть опасным: высшая совесть коммуниста должна быть над всем этим… Вижу, вы со мной согласны? У Давыдова еще об этом поговорим, а сейчас, думаю, надо нам пойти в контору и посидеть над схемой второй очереди Большого Ставропольского. Потом, когда поедем по трассе, вам будет интересней.

Но до того, как сесть за схему, мы поговорили с Георгием Федоровичем о научной организации труда. Вернее сказать, продолжили начатый об этом разговор. Заговорил первым Георгий Федорович:

— Я все ждал, что вы спросите, как это так, почему мы капитально ремонтируем экскаваторы сами, в примитивных в сравнении с заводскими условиях?

— Хотел спросить, да не успел. Вы лучше скажите, у вас есть НОТ?

— Есть.

— А в чем он заключается?

— В наших обычных делах, но с ним у нас, строителей-полевиков, значительно труднее, чем у других. Мне доводилось бывать на современных заводах, цехи которых по эстетике, чистоте и культуре не уступают порой санаторным корпусам. Видел стройки, где, собственно говоря, не строят в нашем понимании, а монтируют жилые дома, цехи заводов. Там считают не только часы, но и минуты, не только километры, а и метры. К нам же, на полевые стройки, все туговато доходит. Возможно, специфика: неоглядные степи, немеряные дороги, нехоженые тропы… Возможно. Но не только это. Вы видели нашу землеройную технику? Она ведь уже отстает от современности. В научном, сегодняшнем понимании.

Георгий Федорович стал рассказывать — негромко, склонив голову немного набок. Рассказывал спокойно, даже бесстрастно, но я слышал беспокойство, горечь в его словах, а главное, горячее желание все переделать. И руки его, лежавшие на столе, тоже были неспокойны — он их то сжимал, то разжимал, словно мял что-то упругое, крепкое.

— Много, слишком много у нас поломок. И если мы каждый раз будем все отправлять на ремонтные заводы, некогда и не на чем нам будет работать. Вот и приходится заниматься ремонтом в примитивных условиях. Правда, у нас в Черкесске есть свои ремонтные мастерские. На мой взгляд, хорошие. Не только тем, что есть хорошие станки, оборудование, главным образом, люди там замечательные, наши мастера. А кроме того, учтите, делают они все для себя, для своей колонны. Попробуй схалтурь, мы же этого «ма́стера» сразу найдем… И еще о научной организации труда. В наших полевых, почти походных условиях заниматься ею трудно. Очень трудно. Однако без нее не обойтись. Вот вам пример с двухмиллионнотонной насыпью — ничего не сможем сделать, если станем работать по старинке. Ведь научно-технический прогресс — это не выдумка ученых, инженеров, а железная необходимость, дух времени. Этому учит нас партия.

13

Не пришлось нам с Георгием Федоровичем посидеть над схемой второй очереди Большого Ставропольского: Бормотова позвали к рации.

В эфире был заместитель начальника строительства Тихов Виктор Георгиевич:

— Немедленно выезжайте на тридцать пятый. Мы ждем вас. Ждем.

— Кто ждет? С кем вы ждете?! — крикнул Бормотов, но пока радист перешел на прием, Тихов ушел. Пропал.

— Растворился в эфире, — пошутил Георгий Федорович.

Сотня километров по теперешним временам — не расстояние. Мы мигом приехали по накатанным до блеска черноземным проселкам на тридцать пятый километр второй очереди.

На горе нас ждал Тихов с Максимовым Юрием Александровичем, главным инженером проекта.

Честно говоря, когда я увидел Максимова в первый раз, как-то не поверил, что этот человек небольшого роста, в легкомысленно коротеньком пальто нараспашку, в лакированных туфлях мог спроектировать такое серьезное сооружение, мог командовать столь большим делом. Каким-то уж очень молодым он мне показался. Потом я присмотрелся внимательнее и увидел на висках первую седину, а у насмешливых и веселых глаз — первые морщинки. Едва заметные. Морщинки, седина, а выглядит все равно молодо. Это, возможно, потому, что Юрий Александрович очень много ходит пешком по земле? Шагами и приборами измерил, можно сказать, весь Северный Кавказ. Знает как свои пять пальцев горки и впадины, знает толщу подземных пластов и вершины курганов. Может, свежие степные ветры, весенние зори над лиманами и ковылями не дают ему стариться?..

Может быть.

Мы стояли на горе, тянувшейся с запада на восток. Длинная, неведомо докуда тянувшаяся, с пологими зелеными спусками.

Здесь, в отличие от Минеральных Вод, где ветер гонял по земле холодный туман, было тепло, солнечно и тихо. Настоящее бабье лето.

Справа от нас внизу расстилался просторный лог. Будто маслилась под солнцем черная, жирная земля, вспаханная под зябь. Километрах в трех лог кончался, упирался в гору, на которой, подняв кверху стрелы, работали экскаваторы.

Слева — почти под нами — тоже экскаваторы. Они вгрызались в желтовато-рыжие пласты крепкого песчаника. Грузили двадцатишеститонные голубые БелАЗы и темно-зеленые КрАЗы.