Однако всю осень семьдесят третьего года легко работалось механизаторам. Только в октябре погода малость погрозилась гулкими дождями да лопушистым снегом. Погрозилась, а потом зажгла в лесополосах яркие костры зарянки, раскинула над степью свой шатер из блекло-голубого ситца, дохнула на людей светлой грустью.
Да, легко работалось осенью в степи — не донимала жара, не изводили ураганные ветры. А зима пришла нежданно суровой, какой редко бывает в здешнем краю. Метели шумели шальные и неукротимые. Они переметали дороги, случалось, засыпали забои вместе с экскаваторами. А то, бывало, польют дожди, потом грянет мороз и закует все в панцирь. Не пройти машинам, даже могучим БелАЗам. И уж какая там работа! А работать надо: ведь дали слово пустить воду по каналу на год раньше срока.
Выручали в то лютое время бульдозеры. Неповоротливые с виду, некрасивые. Механизаторы в шутку о них говорят так: «Нет добрее машины, все гребут к себе, а они — от себя». Да и что касается красоты и неуклюжести, еще подумать надо. Бывает, по такой крутизне ползет машина, что кажется — вот-вот перевернется и с оглушительным грохотом полетит вниз. Или заберется в такие топи, думается, там ей и пребывать вечно. Она-то всех и отовсюду вытаскивает, а чтобы ее вытащить, где подходящую машину найдешь?
Но чем труднее работа, чем тяжелее земля под бульдозером, тем красивее она выглядит. Все равно что штангист-тяжеловес, который ставит рекорд.
И если бы не эти машины, неизвестно, как пришлось бы жить и работать в степи строителям Большого Ставропольского в ту метельную зиму. Бульдозеристы круглосуточно дежурили на магистральных дорогах, пробивали пути в забои, к бетонным заводам, к столовым. Отлично, героически работали в бураны на бульдозерах братья Черновы, Леонид Федорович Базарный, Иван Солонец…
Не спали ночами, выбивались из сил, слишком много энергии уходило на борьбу с зимой. Не выполняла месячных заданий колонна. Таяли резервы, созданные летом и осенью.
Заметала снегами, сковывала морозами лютая зима благополучие строителей, грозила их славе. В схватке со стихией они еще не замечали этого. Но самого-то Бормотова уже обуревали недобрые мысли, подолгу не мог он уснуть в тревожные ночи.
Однажды Георгию Федоровичу приснилось, будто он на войне, попал в жестокую бомбежку. Глухо рвутся тяжелые бомбы, горит вокруг земля. Он задыхается, слепнет от яркого огня.
Не выдержал — закричал. И тут понял, что война ему привиделась. Одолевая тяжесть и жар, с трудом открыл глаза и увидел, что синими молниями вспыхнуло окно вагончика. Увидел пламя за окном — горел на пригорке пирамидальный тополь.
Раз, другой ударил гром. Дождь так гудел, словно на железную крышу с небес низвергался водопад.
Сбегать в контору, позвонить пожарникам? Но тополь стоит на отшибе, огню не на что перекинуться, да и дождь такой сильный, что скоро потушит дерево.
Дождь… Быть теплу. Конец зиме! Георгий Федорович довольно улыбнулся.
Нащупал в темноте башмаки, сунул в них ноги, подошел к окну. Новый удар грома — вздрогнул и словно бы испуганно крякнул вагончик, а железо на крыше отозвалось новой, могучей волне ливня восторженным барабаном. И опять улыбнулся Георгий Федорович: энергии всего лишь одной вот этой молнии, пожалуй, хватило бы, чтобы превратить в ничто его и вагончик. Энергии бы хватило, да нет возможности у грозной стихии, у ее немереной силы одолеть человека, хотя он защищен от нее только тонкими стенами вагончика, тоненькими, призрачными стеклами окна. Вроде мал он, человек, но повсюду видны следы его работы, горит свет, зажженный его разумом, и сильнее он любой стихии.
Сон пропал.
«Сколько же сейчас времени?» — подумал.
Нащупал выключатель, щелкнул.
Вспыхнул яркий свет в комнате, и за окном поблекли молнии. Даже раскаты грома, казалось, стали слабее.
Часы показывали пять.
Рано.
На столе лежали фотографии — вчера получил от сына Олега из Ирака. Дома не успел их хорошенько рассмотреть и забрал сюда, на трассу. Вот Олег с женою и дочуркой на большой стройке, где трудятся арабские и советские рабочие. Вот он в Багдаде у мавзолея Зубайды. Это — на берегу Евфрата. А солнце, солнце! Кажется, фотокарточки — и те горячи от его лучей.
…Никита Харитонович на уроках истории рассказывал ученикам о междуречье Тигра и Евфрата, как о колыбели человечества. Воспринял Георгий все, рассказанное учителем, те земли и реки, как сказочное тридевятое царство, Конька-Горбунка и страну с молочными реками.
Далеко, в глубине десятилетий остались детство, юность, им на смену пришли седина и мудрость, а в сердце те земли между Тигром и Евфратом так и остались сказками.
А вот Олег теперь живет в том краю. И не просто живет — строит, работает, многое делает там красивее, щедрее. А в часы отдыха посиживает в тени библейских смоковниц, купается в Евфрате…
«Должно быть, устали там люди от немилосердного солнца, а мы тут маемся без него. Ну, ничего, вон как громыхает. Придет тепло, разгорится у нас солнышко. Эх, и возьмемся же мы за работу!»