Повести. Рассказы

В Круглолесском, Крымгиреевском стояло больше сотни тяжелых самосвалов, груженных грунтом. Лучшие машины, лучшие водители — как в строю солдаты. Готовы в любой момент по сигналу штаба ринуться в бой…

Всякое случалось за долгую историю обуздания человеком могучей воды. Мутные валы затапливали, а то и смывали целые села, уничтожали за считанные минуты плотины, стоившие людям многих лет тяжелого труда. А сколько человеческих жизней уносила взбунтовавшаяся вода.

Чтобы не случилось беды, когда пойдет вода по новому каналу, когда будут испытывать сооруженные дамбы и насыпи, стояли в военном строю груженые КрАЗы и БелАЗы.

Стояли машины с мирными целями, а все же, когда проезжал Георгий Федорович мимо того строя, дрогнуло у него сердце тревогой. Наверно, потому, что строй этот напоминал ему далекие годы войны.

Накануне состоялся неофициальный, но душевный праздник последнего ковша, а сегодня у входного портала первого тоннеля состоится еще один торжественный акт, туда-то и торопился Бормотов.

Два экскаватора стояли на бровке канала и разбирали перемычку. По одну сторону перемычки — светлая, отстоявшаяся за лето вода. В ней отражается ясное небо, играют солнечные зайчики. По другую — чистенький, гладенький, но пустой и потому тоскливый канал.

Немного поодаль — темное жерло тоннеля. Над жерлом на бетоне — большая красная буква «М». И кажется, из этого тоннеля вот-вот выскочит голубой поезд метрополитена…

Народу собралось много. Тоннельщики, механизаторы, бетонщики. Пришли жители ближайшего села. Конечно, никто никого сюда не приглашал. Пришли сами. Поглядеть.

Парни сделали из досок небольшой плотик. Метр на метр. Установили на нем мачту с флажком, прикрепили каску.

Когда пойдет вода, пусть поплывет этот плотик впереди, пусть будет он в степи посланцем, вестником победы рабочих рук.

Чем уже становилась перемычка, тем яростнее курили мужчины, а мальчишки суетливее сновали по откосу, нетерпеливее заглядывали в сухой канал — не показалась ли там из-под перемычки вода.

Пустовали вагончики, в которых еще вчера работали и жили строители. Сиротливо, покинуто смотрели их пустые окна.

Машина Бормотова развернулась у этих вагончиков и остановилась. Георгий Федорович направился к перемычке, где стояли начальник строительства Геворкян, начальник управления тоннельщиков Журавлев, стояли мастера, инженеры.

Сегодня здесь праздник.

Праздник, а все одеты в рабочее, в будничное. В этом тоже свой, особый знак: праздник без застольных речей, без блеска оркестровых труб. Он вместе со строителями на трассе, в кабинах машин, в забоях…

Вот мальчишки вытянули шеи и замерли. Сгрудились у перемычки.

И мужчины замолчали, забыли о своих сигаретах.

Чей ковш откроет путь воде?

Для машинистов это было не важно — они просто работали. Делали обычное свое дело.

И вот шмыгнула струйка на перемычку, заструилась по маленьким падинкам, между бугорков и громадных комьев черной земли.

Тут бы как раз и взять еще один ковш, сделать просторнее тропинку воде, но машинисты решили иначе — пусть вода сама пробьется, пусть все увидят, с чего начинается, как рождается по воле человека могучая сила.

Шире, шире ручеек. Быстрее, решительнее двинулась вниз пенистая водица.

А через какую-нибудь минуту робкая струйка уже превратилась в мутный, гневный водопад, который взрезывал землю, словно бы плавил ее.

Парни снесли плотик вниз, поставили на дно канала и стали ждать, взволнованно дыша.

Вода как-то раздумчиво и осторожно подобралась к плотику, окружила со всех сторон, потом приподняла… Он качнулся и тронулся с места. Робко тронулся и поплыл, прощально покачивая мачтой. Красный флажок трепетал на ветру.

Взвизгнули от восторга мальчишки. Прокричали раскатистое «ура».

Древний старик, одетый в телогрейку, обутый в стоптанные валенки, снял треух и поклонился воде. Поклонился строителям. Молча.

А вода, разваливая перемычку, уже крутила водовороты, бурлила. Ее вместе с плотиком все провожали до тоннеля.

— Счастливого плавания! — крикнул кто-то плотику.

— В добрый час, матушка-вода, послужи добром крестьянину нашему, — негромко сказал старик. Сказал дрогнувшим голосом, видно, вспоминая жестокие засухи, что достались ему за долгую жизнь.

Услышал эти слова Георгий Федорович. Они были ему наградой, и, может быть, самой дорогой и самой необходимой.

Бормотов подошел к старику:

— Спасибо, отец!

Парни подхватили на руки Геворкяна и понесли по пологому откосу к воде.

— Кошелек или жизнь! — кричали под общий хохот.

— Утонуть в засушливой степи — одно удовольствие, — весело отвечал Геворкян.

— Окунай, окунай, братва, доставь начальнику удовольствие!

Геворкян знал, что, если не откупишься, окунут его обязательно, такова традиция мелиораторов.

— Стойте, стойте! Берите кошелек!

Бормотов по-хорошему завидовал Геворкяну — что оказали строители ему самую большую честь, решили первого искупать.

Потом ребята поочередно носили к воде самого Бормотова, бригадира, начальника участка, требуя выкупа. Трудненько им досталось, попыхтели, неся Бормотова, — этого, пожалуй, самого массивного человека стройки.