Повести. Рассказы

Она положила голову мне на плечо. Я поцеловал ее в горячую щеку.

— Как ты думаешь, Петя: станет Божедомов лучше оттого, что ты спас его от смерти? Не к тебе, а вообще лучше… Станет?

— Человек, которого врач спас от смерти, становится лучше…

Из открытого окна вдруг раздался пронзительный крик Андрейки. Видно, ему приснилось что-нибудь возмутительное, вот он и протестовал…

Сима побежала домой.

Мне захотелось побродить по Ключевому. Казалось оно в эту ночь родным, будто не один год в нем прожил, а всю жизнь.

Вышел за кованые монастырские ворота, которые не закрывались вот уже сорок лет, и побрел вниз к реке.

Победа над собой, говорил, кажется, Горький — самая трудная и самая важная победа в нашей жизни.

Пусть я сегодня просто исполнил свой врачебный долг, пусть не очень большую, совсем маленькую победу, но все-таки одержал над собой. Поэтому мне было сейчас очень хорошо, я нравился себе и громко, не без похвалы Петру Завражину сказал:

— Везучий, гад! Удачливый!

Кто знает, может, счастье и состоит из двух обязательных частей: достижения цели и победы над самим собой.

Я оглянулся на собор и воскликнул:

— У-у, какой вы, Зодчий! У-у, какой мудрец!

Воскликнул я так вот почему.

Небо на востоке было чисто-синим, светящимся, а снизу, у самой кромки горизонта, чуть-чуть золотилось солнцем, которое приближалось к нашему Ключевому с той стороны земли.

Это небо, какое-то поющее, призывное и необыкновенно чистое, проглядывало сквозь ажурные звонницы собора, расстилалось над куполами, и темный, тяжелый, мрачный собор растворялся в свете зари.

Это Зодчий создал его таким.

Январь 1965 г.

Моздок

КРУТОГОРЬЕ

Дожди, дожди и дожди в горах Кавказа, а в степях Ставрополья гуляют пыльные бури, чахнут от жажды хлеба и сады, уже в мае сохнут и становятся огненно-рыжими травы на пастбищах.

Зимою непроходимые заносы, вьюги наметают на перевалах, засыпают с крышами лесные кордоны, а в степях трескается нагая земля, гибнут озимые от лютых морозов, ветры уносят плодородную почву в овраги. Дожди и дожди в горах.

Мы с Георгием Федоровичем Бормотовым, наконец, вырвались из непроницаемых завес синих дождей на солнышко.

В этом месте Кубань, спустившись с заоблачных высот седого Приэльбрусья, одолела у карачаевского селения Кумыш каменную теснину и вырвалась в широкую долину, но у станицы Усть-Джегутинской есть еще одна темного камня теснина, в ней-то и сбавила свой бег река, закружилась водоворотами, разлилась перед плотиной небольшим, но глубоким ярко-синим водохранилищем.

Смотрят в тихие воды крутолобые холмы, над которыми высятся вдали снежные вершины Белалакая, Домбай-Ульгена и самого, как говорили в старину казаки, батюшки-Эльбруса. Растет вдоль берега молодая ореховая роща, стройными рядами стоят островерхие пирамидальные тополя.

Влево от плотины падает рукотворный водопад и за ним Кубань продолжает свой бег неторопливо, почти как равнинная река, а вправо уходит канал. Упрямо и гневно кружится вода, вырываясь из-под стальных затворов, а потом, смирившись с волей человека, привольно и величественно течет в далекие степи.

Шофер остановил машину у плотины, и мы с Георгием Федоровичем поднялись по тропинке мимо кустов жасмина, роз на бетонный мостик с тонкими железными перилами. Отсюда хорошо были видны река, канал, карнизом уходивший вдоль холма, горы и водохранилище, горевшее бирюзой.

— Передвижная; механизированная колонна, — сказал Георгий Федорович, — пришла сюда двенадцать лет назад. Наши ребята торжественно вынули первый ковш земли из котлована будущего гидроузла, начали насыпать вот эту плотину, сооружать ложе капала. В шестьдесят седьмом кубанская вода пришла в пересыхающую речку Калаус за сто пятьдесят километров отсюда. Это первая очередь Большого Ставропольского канала. Сейчас сооружаем вторую, до села Александровского — шестьдесят семь километров. Уже теперь видите, какая славная река получается, а когда пустят канал на полную мощность, когда до краев заполнят?! Красавец будет! Правда? Понесет, покатит воду из Кубани в жаркие степи, на Черные земли, в Калмыцкие полупустыни. Оживит горная водица те полумертвые края, зацветут сады, заколосятся поля… Сегодня я «покажу» одну из наших проблем. Поедем на распределитель Широкий.

И мы поехали.

Первая очередь Большого Ставропольского заканчивается недалеко от села Курсавки. Там же берет начало распределитель Широкий — ветвь главной магистрали. Водами этого распределителя будут орошаться десятки тысяч гектаров пашни, сады, виноградники, вода придет в села и города. Больше ста километров оросителя было сооружено два года назад и поставлено под замочку. Пошла вода, и земля местами начала проваливаться, просело ложе канала, перекосились бетонные затворы на полях, потому что такие уж грунты под ним оказались. Ходили мы с Георгием Федоровичем вдоль оросителей, по полям, и он говорил:

— Видите, беда какая? Собирались мы сдать этот участок Широкого к осени, к началу влагозарядковых поливов, но ничего не получилось.

— Вы говорили — просадные грунты, а проектировщики не знали о них раньше?