Повести, рассказы, миниатюры

Вчера весь день шёл дождь, лужи, что были во дворе, слились в одно небольшое мутное озерцо с масляным разливом от пролитой солярки, ярко блестя всеми цветами радуги на разбитом асфальте под утренним солнцем. Мадина как всегда ждала меня перед подъездом, вчера мы с ней договорились пойти ловить головастиков за пустырём, туда, где маленькое болотце. Мы их собираем в банку из-под солёных огурцов, которую я утащил из дома, потом выпускаем в разные лужи, что у нас во дворе. Мадине нравится, как квакают лягушки, честно говоря, мне не очень, но раз ей по душе это дело, то я покорно иду рядом с ней. Вовка, что живёт за нашим домом, показывал недавно свои бородавки на руках, говорил, что они у него от головастиков и выводить их можно только соляркой. Это тоже одна из причин, почему мне очень хочется их ловить.

По дороге Мадина увлечённо рассказывает мне, что есть страна такая Франция, где кушают лягушек и даже делают из них компот. Думаю, что она всё-таки брешет, зачем людям есть лягушек, если есть мясо, сыр, хлеб, но всё-таки она добилась своего – я представил себе, как люди их поедают, и мне стало так противно, аж затошнило. Наконец мы на месте. В небольшой лужице под огромным лопухом, полной лопающихся пузырей, быстро шныряют шустрые головастики. Мы становимся на колени и начинаем их ловить, на ощупь они скользкие, так и норовят вырваться из рук. В банке их уже добрый десяток.

– Эй, вы кто такие? – раздался чей-то голос над нами. Я посмотрел вверх, надо мной стоял молодой парень лет двадцати, постриженный налысо, небритый. Одежда на нём была такая же странная, как и он сам, порванная во многих местах, в стоптанных башмаках на босу ногу. Мадина даже не посмотрела на него, продолжая сопя ловить головастиков.

– Мы живём тут рядом, на Горной.

– Я не спрашиваю, где вы живёте, вопрос был, что вы тут делаете, – пнув носком башмака по банке, которая чуть не перевернулась. Мадина сразу же бросила на него один из тех испепеляющих взглядов своих серых как сталь блестящих глаз, как могут только Патимат и она. – Ух ты, – удивился парень, – прямо пантера какая-то! – воскликнул он смеясь, затем неуклюже встал на колени рядом с нами и как ни в чём не бывало начал ловить головастиков. Банка быстро наполнилась снующими сверху вниз и наоборот уродцами. Когда я просовывал в банку последнего головастика, прикрывая рукой горлышко, чтобы ни один из узников без спроса не выпрыгнул из неё, Мадина спросила незнакомца со свойственной только ей прямотой:

– Ты кто такой?

– Мы… – многозначительно протянул незнакомец. – Я дух этого леса и зовут меня Птица. Хотите посмотреть, где я живу? Пойдём, я вас приглашаю, – маня нас рукой за собой.

– Хотим, – хором протянули мы, не слишком ясно представляя себе, кто он.

Под обломанными ветвями огромной раскидистой ели был сооружён небольшой шалаш, он так хорошо вписывался в пейзаж, замаскирован, что, проходя рядом с ним, надо было очень постараться, чтобы заметить его. Внутри было темно и кто-то, изредка похрапывая, сердито сопел.

– Садитесь, – пригласил незнакомец, показывая пальцем на бревно, валявшееся перед входом. Мы как по команде сразу же сели на лесной диван и переглянулись между собой, не понимая до конца, зачем люди живут в лесу, когда есть квартиры и дома.

– Птица, это ещё кто такие? – спросила невесть откуда появившаяся голова молодой девушки из отверстия в шалаше, её спутанные волосы, в которых застряли еловые иголки, щепки и прочий мусор, смешно лохматились. – Ты что, совсем сдурел, водишь сюда кого попало.

– Знакомьтесь, это моя шалашовка Катя.

– Дурак, – ответила Катя и исчезла в глубине хибары. Через минуту она полностью вышла из неё в одной полупрозрачной ночнушке и села, поёживаясь, рядом с нами на кончик бревна.

– Жрать охота, – просто сказала она, потягиваясь, и потёрла ступни ног друг об друга, – слышишь, Птица, слетай в булочную за хлебом и масла не забудь купить со сгущёнкой.

– Ага, щас, разбежался.

– Не хочешь как хочешь, придётся мне твоих друзей съесть, – и щёлкнула зубами, повернувшись лицом к нам. Все засмеялись. Я стал рассматривать Птицу. Он был весь в татуировках, на левой руке выше кисти белели на смуглой коже один за другим шесть шрамов. На ноге незаживающая большая болячка, из которой проступали рубиновые капельки крови. Хоть он и держался браво, но напоминал молодое деревце, сильно потрёпанное жизнью, растущее на голой скале над обрывом, израненное, но полное молодого оптимизма и жизни.

Она же было полная противоположность ему. Несмотря на растрёпанный вид, в её красивых чертах лица чувствовалось благородство. Под соломенными волосами оказались чёрные брови и светлые глаза, полные смеха, постоянно сменяющиеся на лукавый прищур.

– Вы придёте к нам опять?

– Придём обязательно, придём.

– Никому не говорите, что видели меня, это будет наша тайна.