Архимаг, тем временем, продолжал обращаться к стихиям – рядом с огненным и природным драконом формировался водный – сине-голубой с перепончатыми ушами-плавниками, без рогов, но с составным гребнем, ещё большим количеством чувствительных усиков и жаберными щелями, не выполнявшие сейчас никакой своей функции – просто именно так волшебник представлял и визуализировал для себя морского змея.
Ждать себя не заставил и белый, олицетворявший стихию воздуха – широкие ноздри, выпирающий рельефный лоб, грива из мельчайших длиннющих перьев, более напоминавших мех. А последним Зик возвёл коричневого дракона земли с обилием всячески пластин, рогов и наростов, с приплюснутой, но от того не менее зубастой мордой, глубоко посаженными глазами, глядящими, словно факелы из нутра пещер. И все пятеро змеев начали срастаться в единую стихийную гидру, пока некромант всё это время подбирал ключ к защитному барьеру волшебника.
Со стороны это смотрелось, словно от золотистого эллипсоида вокруг занятого магическими пассами мужчины, тянулись чёрные дымчатые нити к земле с разных сторон, будто некий огромный паук оплетал яйцо. Тёмная энергия вкрадывалась в саму структуру оборонительного заклятья, не подпитывая, а разрушая его энергетику. Буквально рассеивая её, заставляя отмирать.
Помимо этого, дабы защитить дочь от костяной нечисти, созданной своей сестрой, подобно тому, как Зик возводил из колючих растений преграды, Акаш создавал квадратные стены черноты, по сути являвшиеся всего лишь проекцией звёздного неба. Как если бы глядящий на эти стены человек смотрел вверх, над собой, а не вперёд.
Это не требовало много затрат, скорее относилось к тактике иллюзий. Сил уже оставалось мало, и он берёг их на какое-нибудь последнее самое сильное заклятье в своей жизни. Может, защитное, может, атакующее, а стихийный дракон, закончив свою трансформацию из нескольких организмов в один длинношеий и многоглавый, начал нападать на некроманта, как на ближайшую из двух целей, заодно защищая своего хозяина-волшебника, пока девочка, уже начиная выдыхаться, стремительно бежала от костяного чудовища.
Но Мирра двигалась не просто так, не наобум и не хаотично, как могло бы показаться на первый взгляд с учётом запутанного и петляющего маршрута. Она вела своего преследователя в сторону лучника, целящегося сейчас в её отца. Один ловкий бросок тому под ноги, сжавшись в комочек, максимально прижимаясь к земле, и вот уже хищная костяная пасть уродливой составной твари сносит с ног несчастного Ганса, хватая его вместо успевшей ловко улизнуть девочки.
Волосы совсем растрепались, от былого многообразия мелких косичек не осталось и следа. Отсюда лучше было двигаться не дальше, мимо этой схватки живого скелета с вопящим стрелком, к которому уже спешила сестрица этого несчастного, трепыхавшегося в вертикальной пасти мужчины, а к отцу или вообще прочь, благо был один путь к отступлению, где лежал растерзанный другой такой нежитью труп дворфа. Однако примерно там же уже поднималась на ноги и Адель. Мимо своей злонамеренной тётки бежать было опасно, впрочем, врядли это выглядело более пугающим, чем гигантский дракон из пяти стихий, от атак которого старался увернуться её отец.
Синяя голова испускала брызги, бурая плевалась булыжниками, пламенная, разумеется, дышала огнём, а с разных сторон ещё шастали ожившие деревья, намеренные схватить ветками и опутать своими корнями. Некромант создавал отвлекающих фантомов – заклятья страха в виде клыкастых черепов, крупных летучих мышей, воронов и тому подобного, что кружились бы вокруг многоглавого, назойливо выманивая его внимание. На самом деле подобный приём чаще имел смысл напугать жителя империи или животное, но так как гидра была создана исключительно из магии – своего, как такового, разума её головы не имели, а потому в прямом смысле напугать дракона было попросту невозможно, лишь провоцировать на какие-то ближайшие объекты.
– Ганс! Братик! – рыдала, вступившая в схватку с костяным порождением Адель Сирильда.
Стрелы закончились вовсе и притом абсолютно никак не помогали. С ножен на поясе были выхваченные клинки с тёмно-зелёными рукоятками и сиреневыми узорами по контуру необычных по форме загнутых лезвий с прорезями и завитками. Женщина вкладывала всю ярость в удары, отсекая костяные куски от уродливой твари, но спасти брата уже не было никаких шансов. Слёзы капали с остроконечного подбородка на истерзанные останки, ярость кипела в груди, и, не закончив биться с чудовищем, крича имя своего погибшего брата, гонимая сильным и прожигающим всё изнутри желанием мести, Сирильда двинулась в погоню за девчонкой.
Сзади Мирры послышался свист и несколько ловких скачков. Разъярённая гибелью брата лучница стремительно её нагоняла, неслась теперь с орудиями ближнего боя – крупными кинжалами, больше даже похожими на маленькие мечи. Удирать от такой проворной и ловкой преследовательницы у девочки просто не хватало сил.