Спасал лишь образовавшийся «лабиринт» из стен черноты и терновых кустов, за которыми можно было спрятаться, исчезая из поля зрения девицы в синем капюшоне, от чьего лица виднелись лишь маленькие сосредоточенно сжатые губки и острый подбородок с румяной нежной кожей, обрамлённый свисавшими с обеих сторон из-под капюшона колыхавшимися светлыми волосами цвета платины.
Не было времени даже отдышаться, к тому же огненная пасть гидры попадала и по живым деревьям, и по колючим кустарникам, сжигая те. Это как бы, в каком-то смысле, портило планы мага, но теперь мешало и самой Мирре скрываться от озлобленной Сирильды, мечтавшей вонзить той ножи в спину или схватить, да заколоть в грудь, перерезать горло.
То, что сама лучница была ранена в плечо и левую часть живота, никак не сказывалось на её нынешней скорости и сноровке. Обработка ран позволила потерять на время чувствительность в тех местах, а принятое внутрь пойло позволяло ещё меньше думать о собственных порезах.
Малышка споткнулась о корень живой липы, тут же поднявшей её за ногу в воздух, опутывая сильнее и сильнее, как напавшая душащая змея. Сарафан закрыл весь обзор, ориентироваться стало практически невозможно – на слух это получалось очень уж скверно, потому как, если Гидру и голос отца она ещё слышала, произносимые архимагом тексты заклинаний тоже выдавали его местоположение, а вот Адель и лучница, ставшая кинжалщицей, могли настичь её беспомощное тело в любой момент, да и где был сам Локдеран она не видела.
Попытавшись самостоятельно что-то сделать, её ладошки от гнева и пережитого ужаса засверкали, направляя тёмно-фиолетовое пламя на живой ствол, поджигая всё дерево разом. Хотя даже и его точное расположение она сейчас не знала, вращаясь в воздухе, просто повезло направить руки. Слышался треск и клёкот, оживлённая древесина буквально стрекотала и вопила под натиском магического пламени, причём никогда до этого Мирра не замечала за собой чего-то подобного.
Впрочем, она никогда раньше и не злилась настолько сильно, чтобы вокруг начинал формироваться неведомый вихрь, не имевший никакого родства с истинным местным ветерком. Она открывала в себе новые силы, загоралась контуром синеватой ауры, доходившим до ног и атакующим своими мелкими язычками кольца опутавшего его ногу корня.
Вырваться удалось, вот только удар о землю был очень болезненным. Она упала спиной, сильно ударилась в области лопаток и верхними косточками начала позвоночника. Сбилось дыхание, невозможно было сразу подняться и начать бежать, да и изрядно устать за всё это время она весьма успела.
Сверху возникла фигура прыгающей Сирильды. Только сейчас, на краткий миг, Мирра смогла увидеть всё её лицо. Тонкие змейки бровей под преисполненными ненависти оливковыми глазами, оскал лицевых мышц, злобно сморщивших прямой нос и широко выпячивая его крылья. А в руках всё те же зажатые искусные лезвия диковиной формы.
Маленькие детские пальчики, попытались выдавить хоть немного пробуждавшейся магической энергии. Хватило бы и одной молнии, просто ту от себя оттолкнуть, но девочка очень боялась не успеть или что у неё не получится. Не было сил встать, возможности перевернуться или даже откатиться, она не знала, как себя защитить, как сделать какую-то стену, щит или полноценную сферу барьера вокруг себя. Открыв наследственный дар, Мирра не знала даже элементарных принципов построения энергетических заклятий, но пыталась произвести хоть что-нибудь.
А потом Сирильду снёс ударивший сбоку чёрно-серый поток. Искажающий её наряд толстенный луч, шире человеческого роста, сдавливающий мышцы, наводящий морок на сознание, слепящий глаза чернотой и отбрасывающий ту далеко прочь. Девочка могла лишь лежать и дышать, пытаться собраться с силами, чтобы подняться, пока ей вообще давали такую возможность.
– Ты! – свалившийся с головы капюшон оголил остроконечные уши сопящей и разъярённой Сирильды, трясшейся после случившегося, но поднимавшейся вновь на ноги.
Девочка оглянулась к источнику луча, доставившего той столько страданий. Она была уверена, что то был её отец, однако же, из сгущавшегося ночного тумана вышла Адель в сопровождении полуразрушенного костяного голема, чья пасть уже не смыкалась, лап осталось пять, и потому тварь прихрамывала.
Лицо чародейки с привычной надменности выглядело серьёзным, мышцы глаз нервно подрагивали под нижними веками от внутреннего волнения, а вид зрачков как бы выдавал всё её внутреннее замешательство – правильно ли она поступила. Переходить дорогу отряду Локдерана и самому архимагу означало, по большому счёту, подписать себе смертный приговор. Силы её невелики, возможности брата тоже на исходе, а девочка, хоть и проявила дремавший все восемь лет внутри себя дар, абсолютно им не владела и мало чем могла бы помочь.