И всё равно этот снёсший в прыжке вооружённую лучницу-кинжальщицу от тела ребёнка луч выдавал сделанный чародейкой выбор. Вся жизнь была как чаши весов, метание туда-сюда. Отказ от брата, выбравшего некромантию, как путь к собственному величию. Отказ от сына почти по той же причине. А теперь всё выглядело, как отказ от всего того, чьим идеалам служила и кому подчинялась. От тех, кто казнил Бенджамина, кто хотел убить и остановить Акаша, от тех, кто сейчас угрожал её племяннице.
Виной тому, естественно, было отнюдь не враждебное поведение Сирильды в отношении какого-то там переделанного ею существа из костей местных крыс да пташек. Это Адель ничуть не волновало. Акаш, глядя теперь на сестру, считал, что внутри неё что-то переключилось. Она будто прозрела, поняв, что сражается не на той стороне, хотя ещё недавно сама мастерила иссиня-чёрное заклинание, которое должно было сгубить Мирру или хотя бы парализовать, что в такой схватке практически несло неминуемую гибель.
Чародейка жалела весельчака Боруса, который рассказывал великолепные гномьи сказки. Было жаль Ганса, задаваку, конечно, но всегда имевшего свой стиль и шарм, а заодно способного перепить в таверне любого, оставаясь практически трезвым или хотя бы вменяемым. Отряд Локдерана пережил уйму приключений, прошёл сквозь ссоры, дружбу, потери и приобретения. Но она, видимо, так и не ощутила с ними себя связанной какими-то узами. Они не были её семьёй.
А сейчас, встав на защиту девочки, выступив против бывших друзей, казалось, внутри себя Адель чувствовала, что поступает правильно. Даже прекрасно осознавая, что её навыков и способностей попросту не хватит, что это дорога в никуда и никого она здесь сейчас не спасёт, она всё равно приняла именно это решение, и ей отвечать теперь за все его последствия.
– Предательница! – бросила ей скалящаяся полуэльфийка.
– Да, я такая, – принимала свою сущность Адель, – Всю жизнь это слышу. Но меня куда больше волнует, как вы бездумно можете подчиняться приказам, требующим от вас подобного. Скажи мне, тебя не мучают кошмары? – создавала она вокруг себя густой фиолетовый дым, порождавший своими формами чудовищные морды и лица за её плечами, – Тебя просят убивать детей, а ты беспрекословно выполняешь. Как ты только живёшь с такой совестью, – качала статная дама головой.
– Ты сама только и твердила, что девчонку нужно ликвидировать! Сама собиралась её убить здесь и сейчас, – бросила свой взгляд та на поднимавшуюся с земли Мирру.
– Да, но я-то задумалась над тем, что я делаю, и отказалась быть чьей-то покорной марионеткой. Переосмыслила свои ценности, – отвечала Адель.
– Тебя не трогала совесть, когда мы вырезали всё поголовье волчат в лесах Лонгшира, ни с той девочкой-вампиршей, ни когда мы выслеживали бастарда лорда Моркхена и тот убил мальчишку-наследника у нас на глазах, что-то ты не ринулась на него, а тут вдруг спохватилась! – восклицала постепенно приходящая в боевую готовность Сирильда, отдышавшись после падения.
– Лорд ещё получит своё, что я могла сделать? Воскресить того в виде зомби? Я некромант, а не священник. А вампиршу, к твоему сведению, я не убила, – отвечала на это чародейка.
– Что? Ты ослушалась приказа ещё тогда? Ты взяла колья и пошла в склеп, вышла и заявила, что с ней покончено! – негодовала лучница.
– А разве нападения не прекратились? Я сделала то, о чём меня просили. Избавить деревеньки от её ночных налётов. Я рассказала ей поучительную сказку, одну из тех, что у костра бурчал нам Борус, и уговорила малышку перейти на кровь лесных животных. Охотиться на оленей куда интереснее, сам караулить на ночных улочках людей, – рассказывала ей Адель.
– Предательница! Из-за твоей девчонки погиб мой брат! И из-за твоей шавки некромантской! – глядела та на ковыляющего голема.
– Он тоже мог бы задуматься, чем мы занимаемся. Как и дворф, метавший топоры в восьмилетнего ребёнка. Ты всё ещё уверена, что бьёшься на правильной стороне? – спрашивала у неё Адель.
– Мне всё равно на приказы Локдерана, я отомщу вам обеим за Ганса, а больше мной ничего в этой жизни не движет! – терзаемая чудовищной болью утраты, сжимая покрепче оба крупных кинжала в своих длинных пальцах, покрытых плотными чёрными перчатками, светловласая Сирильда ринулась на чародейку, намериваясь искромсать ту на куски.
Та в ответ мастерила порхающие вокруг себя клинки из чёрных молний с сияющим контуром, управляя таким оружием и отражая атаки. Между ними то и дело вспыхивали инфернальные дымки и завесы, сбивающие с толку, но вооружённая кинжалами Сирильда действовала решительно, размахивая сверкающими лезвиями.
Чародейка энергично металась корпусом своей изящной фигуры из стороны в сторону, била соперницу по ногам, нагибаясь и проворачиваясь, отталкивала от себя разрядами, но те выглядели какими-то слабыми вспышками, видать, силы некромантшу уже покидали.