Поворот рек истории

В городе работали цирк и синематограф, постоянно открывались новые кафешантаны, рестораны и лавки, организовывались литературные кружки, выставки символистов и футуристов. Улицы оглашались военными маршами и нестройным пением на разных языках.

Иностранцев было очень много. В Омске обосновались американцы, англичане, шведы, датчане, французы, японцы и китайцы. Дипломатические миссии придавали городу особый интернациональный колорит – в их честь организовывали торжественные приемы, парады и балы. Пестрившие в городе машины с разноцветными флажками и респектабельные зарубежные гости собирали толпы зевак.

Город жил, охваченный лихорадкой развлечений и излишеств. Это был пир во время чумы. В сельской местности не хватало еды. Случались крестьянские бунты, которые жестоко подавлялись казаками. Даже в самом Омске небогатые жители питались скудно – цены на продовольствие постоянно росли. Все понимали – пока Колчак успешно противостоит красным, столица будет процветать, но стоит удаче отвернуться от Верховного правителя – падение города в пучину нищеты и голода произойдет стремительно, неотвратимо. Буквально за считанные дни. «Живи, будто каждый день – последний», – призывали молодые поэты на литературных вечерах в салонах, и публика следовала их совету.

Самым популярным местом стал городской театр, бывший средоточием культурной жизни и местом сбора столичного бомонда. Здесь звучала классика в исполнении российских и мировых знаменитостей, ставились драматические спектакли – «Анна Каренина», «Царь Федор Иоаннович», «Дети солнца». Генерал-губернаторскую ложу, которой Колчак пользовался для своих политических выступлений, облюбовал Отто Карлович, неожиданно оказавшийся заядлым театралом. Татьяна надеялась, что эта его внезапная любовь к Мельпомене не стала, в итоге, для него смертельной ловушкой. Впрочем, если Зиверс еще жив, ему пока что придется рассчитывать только на себя самого и свое везение. У Татьяны прямо сейчас были дела поважнее.

Когда отряд появился на Люблинском проспекте, нарушая променад благородной публики гиканьем и выстрелами в воздух, Мойша Израилевич повернулся к сыну:

– Яша, срочно закрывай лавку и собирай вещи.

– Что это, папа?

– Я не знаю, что это, но я знаю, чем это для нас закончится.

– Как в Кишиневе? – побледнел подросток.

– Возможно, хуже.

– Матушка, может, сначала в Центрально-Азиатский банк? – прокричал матрос Известняк Татьяне, стараясь перекричать шум мотора. – Там царское золото выставлено. Я даже схему зарисовал, на всякий случай.

– Сначала Колчак, – твердо ответила девушка.

Лучи фар выхватывали из вечерней полутьмы испуганных гражданских и обескураженных военных. Никто толком не пытался их остановить, потому что в городе не было единой власти – городская управа практически не вмешивалась, так что всеми делами заправляли военные комендатуры англичан и чехов, а также отряды атаманов Анненкова и Красильникова. Находясь в шатком равновесии друг с другом, они не стремились к открытым конфликтам. Провожая глазами черные флаги с белыми черепами, каждая сторона надеялась, что это – проблема не их, а кого-то еще.

Когда отряд прибыл к коммерческому училищу, в котором был устроен военный штаб Колчака, тот охраняли чехи, японцы и французы. Увидев выруливающие к зданию «остины», «харлеи» и «руссо-балты» в окружении множества всадников, охрана штаба открыть огонь не решилась, а когда увидели, что отряд возглавляет великая княжна, и вовсе растерялись.

– Пропустите, я спешу. Эти со мной, – сказала Татьяна, предъявляя пропуск.

– Держ зобак, питомец еден! – рявкнул Известняк на чешского офицера, оттолкнув того с дороги «ЛЬЮИСОМ».

– Ходь до пичи, блбец! – запоздало нашелся тот, когда первые матросы и казаки уже скрылись в здании.

Дверь в залу заседаний распахнулась от ударов прикладами. Тут же ввалились незваные гости. Впереди – Татьяна Николаевна, за ней – Филипп Кузьмич и Известняк.

Министры, сидевшие за большим столом, повернули головы. В их глазах читались страх и недоумение.

Матрос спросил громко:

– Матушка, можно я в них гранату кину?

– Отставить гранату, – отрезала Татьяна и отдала свой «льюис» войсковому старшине.

Пошла к Колчаку. Александр Васильевич поднялся, прямой и невозмутимый. Она, раскинув руки, крепко его обняла:

– Слава Богу, живой!

– Вы объяснитесь, Татьяна Николаевна? – деликатно отстранил ее верховный правитель.

– На поезд напали ассасины Клуба. Я боялась, что вас тоже попробуют убить, – ответила Татьяна. – Но это не главная новость. Главное скажу без свидетелей. Я послала за Зиверсом в оперу. Если он еще жив, его скоро привезут.

– Господа, – Колчак повернулся к подчиненным. – Боюсь, заседание придется завершить.

– Это что же, расстрелов и грабежей не будет? – потерянным голосом спросил матрос Известняк.

– Рассредоточьтесь по этажам, – приказала Татьяна Николаевна. – Никого, кроме наших и Зиверса, не пускать.

Войсковой старшина взял товарища под локоток и вывел из зала. Известняк шел словно во сне.